Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России

А генерал Ле Фло покидал Зимний дворец в хорошем настроении, с чувством исполненного долга. В тот же день он составил донесение в Париж, где уверенно предсказывал так желанный руководством Второй республики поворот к лучшему в отношениях с Россией. Более того, он посчитал, чуть ли не предрешенным вопрос о готовности императора к скорейшему заключению союза с Францией. Странно, но Ле Фло как-то упустил из вида главное из беседы с царем – официального признания Французской Республики не следует ждать ранее конца 1848 года. При этом подразумевалось, что многое здесь будет зависеть не только от утверждения конституции, но и от результатов президентских выборов во Франции. Кто на них победит? Останется ли Кавеньяк у власти? И не ввергнется ли страна в новую полосу хаоса и насилия в случае его провала на выборах? В этом смысле выраженное принципиальное согласие русского императора на заключение союзного договора с Францией имело какое-то реальное значение только в случае окончательного утверждения Кавеньяка у власти.

А Ле Фло после встречи с Николаем I и последовавших за этим встреч с наследником-цесаревичем Александром Николаевичем, великим князем Михаилом Павловичем, с другими членами Императорской фамилии, а также с канцлером К.В. Нессельроде, продолжал посылать в Париж оптимистичные депеши, заверяя министра, а через него – Кавеньяка в успехе доверенной ему миссии. «Все, что я вижу здесь, – писал он в начале октября 1848 года, – убеждает меня в обоснованности ранее высказанной надежды на то, что цель моей миссии будет достигнута. Мое положение в Петербурге день ото дня становится все более прочным»[276].

Между тем в Париже начали появляться признаки неустойчивости позиций самого Кавеньяка и стоявших за ним правых республиканцев. Первый сигнал прозвучал в сентябре 1848 года, когда на довыборах в Учредительное собрание депутатские мандаты от трех столичных избирательных округов получили представители оппозиции режиму Кавеньяка – А. Фульд, Ф.-В. Распай и Луи Наполеон Бонапарт, все еще находившийся в Лондоне. Глава российской дипломатической миссии в Париже Н.Д. Киселев усмотрел в этом тревожный симптом. Он оценил победу оппозиционных кандидатов как «свидетельство неодобрительного отношения населения Парижа к существующему режиму»[277]

. А в другом донесении Киселев отметил, что «Кавеньяк уже начинает терять свою популярность»[278].

25 сентября, как уже говорилось, Бонапарт прибыл в Париж, а 27-го принес клятву на верность Республике в качестве вновь избранного депутата. Н.Д. Киселев поспешил проинформировать Петербург о возвращении Луи Наполеона на родину и о его первом выступлении в Учредительном собрании[279]. По мнению дипломата, именно Бонапарт может составить главную конкуренцию Кавеньяку, если примет решение участвовать в борьбе за пост главы государства. А в том, что Луи Наполеон вернулся вовсе не для того, чтобы заниматься рутинной парламентской работой, Киселев нисколько не сомневался. В последующих депешах он сообщал о быстром возрастании популярности Луи Наполеона, которого в своих донесениях начинает уважительно именовать не иначе как «принц Луи». По всей видимости, Киселев не остался равнодушным к настроениям, утвердившимся в парижском обществе, симпатизировавшем наследнику Наполеона.

Тем временем известие о возвращении Бонапарта в столицу Франции достигло через газеты Петербурга и, как сообщал генерал Ле Фло, взволновало не только официальные круги, но и все русское общество, внезапно проникнувшееся живым интересом к французской политической жизни. Ле Фло констатировал беспокойство русских в связи с возможностью избрания племянника Наполеона президентом Франции. Повсюду, где только ему представлялся удобный случай, генерал Ле Фло пытался уверить своих собеседников, и, прежде всего графа Нессельроде, в том, что генерал Кавеньяк уже обеспечил свое избрание, и никакой Бонапарт ему не страшен[280]

.

Но источники, которыми располагал в Париже императорский кабинет, опровергали все то, о чем говорил в Петербурге генерал Ле Фло. Н.Д. Киселев, почти ежедневно отправлявший реляции графу Нессельроде, все более уверенно предсказывал победу «принцу Луи», которого собирались поддержать на выборах не только бонапартисты, но также легитимисты и орлеанисты. Что касается республиканского электората, то еще со времен июньских событий, как докладывал Киселев, он был расколот. Приверженцы республики – от умеренных республиканцев до леворадикальных – намеревались голосовать за различных кандидатов – Кавеньяка, Ламартина, Ледрю-Роллена, Распайя, Шангарнье, – что, по мнению русского дипломата, еще больше повышало шансы Луи Наполеона[281].