Оценки главы дипломатической миссии политической ситуации во Франции накануне президентских выборов, совпадали с мнением резидента Третьего отделения в Париже Я.Н. Толстого[282]
. В секретных донесениях, регулярно направлявшихся им графу А.Ф. Орлову и его заместителю, генералу Л.В. Дубельту, он еще в начале сентября 1848 года, т. е. до возвращения Бонапарта во Францию, констатировал ослабление позиций Кавеньяка, причем не только в обществе, но и в армии[283].Когда кандидатура Луи Наполеона была выдвинута на пост президента республики, Толстой сразу же выделил его из числа других претендентов. «…Я уже обращал внимание на многочисленные шансы Луи Бонапарта сделаться президентом Республики, – писал русский резидент графу Орлову 31 октября 1848 года. – Это предвидение со дня на день все более оправдывается, и сегодня не может уже быть никаких сомнений относительно его успеха»[284]
.Под влиянием докладов Киселева и Толстого Николаю I пришлось пересмотреть свое отношение к Кавеньяку, на победу которого царь поначалу надеялся, а также по-новому взглянуть на Бонапарта, которого до тех пор он всерьез не воспринимал. «Кажется, во Франции Луи Наполеон будет президентом; ежели только держаться будет в политике правил, соблюдавшихся Кавеньяком, то нам все равно, а признать его можем», – писал государь в конце 1848 года своему наместнику в Польше генерал-фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу[285]
.Быстро меняющаяся политическая ситуация во Франции побуждала Николая I к еще большей сдержанности в вопросе дипломатического признания республиканского правительства в Париже. Его совершенно не смущало, что Россия оставалась в Европе единственным государством, не признавшим республиканское правительство Франции.
4 ноября 1848 года Учредительное собрание приняло конституцию Второй республики, и генерал Ле Фло справедливо надеялся, что теперь-то император Николай выполнит данное еще на первой аудиенции обещание. Но эти надежды не оправдались. На настойчивые вопросы Ле Фло о дате официального признания граф Нессельроде уклончиво отвечал, что пока во Франции идет предвыборная борьба и предстоят президентские выборы, требовать признании со стороны России преждевременно. В одном из донесений в Париж генерал вынужден был констатировать, что «в России проявляют озабоченность в связи с выборами 10 декабря» и что, по его мнению, признание Французской Республики станет возможно только в случае победы генерала Кавеньяка[286]
.Между тем всенародное голосование 10 декабря принесло убедительную победу (74 % избирателей, принявших участие в выборах) Луи Наполеону Бонапарту, провозглашенному президентом Республики.
Генерал Ле Фло, верный сторонник проигравшего выборы Кавеньяка, немедленно обратился к министру иностранных дел Ж. Бастиду с просьбой об отставке и возвращении во Францию. Решение по его ходатайству принимал уже другой министр – Эдуард Друэн де Люис, человек «принца-президента», как официально стали называть главу государства. Бастид ушел со своего поста вслед за Кавеньяком. В первых числах января 1849 года Ле Фло получил официальное извещение о том, что его отставка принята, и что его преемником в Петербурге будет дивизионный генерал Удино. В ожидании его приезда Ле Фло может передать дела секретарю миссии де Феррьеру-ле-Вайе.
21 января 1849 года временный преемник Ле Фло был официально представлен канцлеру Нессельроде. На следующей встрече Феррьер-ле-Вайе напрямую спросил канцлера, когда императорское правительство намерено признать Французскую Республику? Канцлер уклонился от прямого ответа, заявив: «Мы еще не имеем официального уведомления от вашего правительства об избрании главы государства, а знаем об этом только из газет»[287]
. В донесении в Париж французский дипломат отметил, что русское правительство не имеет ничего против Франции; более того, по давней традиции оно расположено к ней, но вся беда в том, что «оно не имеет доверия к республиканской форме правления» и здесь остается уповать лишь на то, что республика сама докажет свою способность к устойчивости и поддержанию стабильности в стране[288].Перед тем как покинуть Россию генерал Ле Фло в начале февраля 1849 года получил прощальную аудиенцию у императора. Николай, среди прочего, заявил генералу, что «полностью признает за Францией право иметь ту систему управления, которую она желает сама, и что при нынешних обстоятельствах республика, по его мнению, в наибольшей степени способна обеспечить порядок в стране». Затем император завел речь о легитимистах. Почтительно отозвавшись об их вожде, графе Шамборе, он весьма критично высказался о самой партии, с давних пор отличавшейся «безрассудством». «Я давал добрые советы Его Величеству Карлу, – вспомнил вдруг император, – и если бы он им следовал, то до сих пор находился бы на троне»[289]
. Но, увы, король прислушался не к нему, а к безответственным советам своего окружения.