Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

Бугенгаген поднялся из-за стола. Лучи заходящего солнца пронизывали белоснежную библейскую бороду ученого, строгость и отрешенность черт делали его лицо похожим на лик святого.

— Пошли к стене Игаэля,—скомандовал Бугенгаген.

Это был приказ, и Морган почувствовал, что не смеет ослушаться. Сопротивление на сей раз было невозможно.

— Ну и что дальше? — произнес он, хотя знал, что все уже решено.

— Пошли,—повторил Бугенгаген и, повернувшись, заша­гал в сторону своего джипа.

— Можно, я пойду с вами? — спросила Джоан, пытаясь пустить в ход свою самую обольстительную улыбку.

Морган отрицательно покачал головой:

— Почему бы тебе не подождать в отеле? Это не займет много времени.—Он наклонился к Джоан и поцеловал ее. Затем поднялся.

— Ладно,—улыбнулась женщина, притворно взды­хая.—Но предупреждаю — долго ждать я не собираюсь.

Майкл засмеялся и, послав ей на прощание воздушный поцелуй, исчез за углом. Это было их последнее свидание. Джоан Харт потребовалась вечность, чтобы примириться с этим, и еще целая уйма времени для того, чтобы осознать истинную причину.

Древний замок Бельвуар, окруженный стеной, располо­жился на самой границе Сибуланской долины, недалеко от города Эйкры. Он стоял здесь с двенадцатого века, с тех са­мых пор, когда крестоносцы явились сюда из Европы, дабы отвоевать Святую Землю у мусульман. Они построили замок в память о Христе. И именно в подземельях замка Бельвуар Бугенгаген нашел необходимое доказательство — Антихрист обитает среди людей СЕЙЧАС.

Отдаленный рокот мотора заставил длинношерстных овец, пасшихся у древних стен замка, приподнять головы. За­нимался рассвет, красное солнце живым шаром зависло над долиной, разбрасывая вокруг длинные разноцветные тени. Когда джип неожиданно вынырнул из-за ближайшего холма и начал спускаться в их сторону, овцы, заметавшись, спешно разбежались; вразнобой зазвенели колокольчики, будто при­зывая непрошеных гостей к молитве.

Джип, приблизившись к стене замка, остановился. Из ма­шины выбрались Бугенгаген и Морган. Раннее утро было прохладным, но это, похоже, заметил только Майкл. Буген­гаген судорожно рылся в багажнике, выискивая среди авто­мобильного хлама еще одну шахтерскую каску. Там, куда они направлялись, им ОБОИМ нужны были каски. Внизу было так темно, что света одной лампы недоставало, а опасность обвала была слишком велика.

Ни Бугенгаген, ни Морган не заметили в суете детали. На стене, в самой ее высокой точке, сидел огромный ворон и на­блюдал за ними. В его глазах застыла ненависть.

Мужчины пересекли просторный и сумрачный банкет­ный зал, окруженный шестью пятидесятифутовыми колонна­ми. С потолка, головами вниз, свисали спящие летучие мы­ши. Старик прижал кожаный мешочек к своей груди, будто боялся хоть на секунду расстаться с ним. Мужчины включили фонари на касках и начали осторожно спускаться по истер­шимся ступеням в подземные переходы.

Совсем недавно здесь уже побывали археологи. Плиты были сложены там, где производились самые последние рас­копки, кругом было грязно, на каждом шагу встречались ямы. Все было свалено в одну кучу: и современное оборудо­вание, и древние раскопки — все это было накрыто пластико­вой пленкой и лежало вдоль стены.

Вдруг Морган увидел нечто, заставившее его похолодеть. Сердце его судорожно забилось, готовое выпрыгнуть из гру­ди. Майкл чуть не задохнулся, разглядев на каменной стене гравюру, и отвратительную, и прекрасную одновременно. На ней была изображена женщина, восседающая на багряном Звере. Семь отвратительных и уродливых голов было у Зверя и десять ужасных рогов; весь он был испещрен словами на древних языках, таких древних, что не говорили на них, на­верное, целую вечность.

— «Вавилонская блудница»,—прочел вслух заворожен­ный Морган.

Ужасное имя эхом отозвалось в подземелье. Майкл отвел глаза от гравюры и заметил, что Бугенгаген, вскарабкавшись наверх, скрылся в стенном проеме. Морган невольно вздрог­нул и последовал за своим учителем. Перспектива остаться в темноте один на один с «Вавилонской блудницей» ужаснула Майкла. И он очутился в следующем зале.

Она была там. Стена Игаэля. Свет от фонаря на каске Бу­генгагена выхватил из мрака гениальную картину художника, сошедшего в дальнейшем с ума. На них смотрело жуткое, зыбкое и вечно изменчивое лицо Сатаны.

Самый крупный фрагмент картины вызвал ужас: Сатана в пору своей зрелости. Он был уже почти сброшен в Хаос. Дьявол цеплялся за край пропасти, мускулистые руки и ноги напряглись в последнем усилии, а огромная летучая мышь распростерла над ним свои крылья, пытаясь защитить своего господина. Лицо Сатаны было повернуто в сторону и неясно очерчено.

На втором фрагменте была изображена голова. Вместо волос из скальпа выползали извивающиеся змеи с острыми языками. Голова эта также не имела четкого рисунка лица.

Но был здесь еще один портрет, самый незначительный по размеру — Сатана в детстве. Лицо выписано с потряса­ющей четкостью. Оно было прекрасно, подобно ликам херу­вимов эпохи Возрождения.

Это было лицо Дэмьена Торна.

— Ну что, убедит тебя этот портрет? — проговорил Бу­генгаген.