Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Дело осложнялось статусом антенных полей. Формально они работали для гражданского флота, на деле были длинноволновыми и явно предназначались для связи с боевыми кораблями и атомными подлодками. В борьбе с таким серьёзным соперником у Академии не было шансов. В музее это понимали и решили играть на опережение. Утрата участка стала бы катастрофой, означала потерю нескольких лет работы над проектным заданием, которое выполняли с учётом рельефа местности и путей подхода транспорта. Музей пришлось бы проектировать заново, с нуля.

Яковенко срочно, на добровольных началах взялся за подготовку чертежей. Выполнить в одиночку такую работу было невозможно. Он попросил помощи у знакомых конструкторов, техников, инженеров. Целая толпа специалистов бесплатно просчитывала нагрузки на стены, уточняла параметры залов и подвалов. Всё держалось на личном обаянии Яковенко, который буквально горел работой. В его архиве сохранился стих, сочинённый коллегами:

Ты нас замучил всех своим Музеем,

Нам динозавры снятся по ночам,Нам чудится, что ящеры и змеиПолзут по нашим спинам и плечам[827].

Чертежи подготовили в рекордный срок. Музей спешно уточнил в Совете министров, не устарело ли разрешение Косыгина о строительстве. Оттуда пришёл лаконичный ответ: такие подписи не стареют[828]

.

Академия быстро изыскала средства и в конце сентября 1972 года на пустыре торжественно заложили фундамент. На мероприятие пригласили журналистов, устроили банкет. Участники много фотографировались, особенно с прорабом, как две капли воды похожим на французского актёра Луи де Фюнеса. Всё случилось на два месяца раньше перебазирования полей Минморфлота.

«Если бы фундаменты музея не были заложены именно тогда, наш участок был бы занят антенными полями могущественного ведомства, и неизвестно, было бы построено здание музея вообще; в лучшем случае проект пришлось бы начинать заново, на другом участке», – писал Яковенко[829].

Стены музея возводили без задержки. Яковенко на свой страх и риск протащил в проект уловку: строить здание можно было только целиком, без разбивки на секции. Нельзя было построить правые стены, потом левые – их следовало строить вместе. Строители проморгали хитрость, а когда разобрались, ничего нельзя было изменить: если бы здание стали строить по частям, стены треснули бы из-за неравномерной нагрузки на фундамент. Хитрость страховала строительство от всевозможных неожиданностей: прекращения или урезания финансирования, колебаний в настроениях Академии. На площадке установили четыре крана, со всех сторон здания. Скоро напротив новостроек Тёплого Стана поднялись красные стены. Со стороны они напоминали средневековый замок, были глухими и только внизу, на первом этаже, шли похожие на бойницы окна.

В 1978 году здание подвели под крышу, краны демонтировали, началась внутренняя отделка. Пять лет в здании работали штукатуры, сварщики, электрики.

Затем пришло время декоративного оформления и подготовки экспозиции. По всем залам провели резьбу в технике древнеегипетских вдавленных рельефов. Впервые со времен Врубеля выложили керамические панно.

У декораторов иногда возникали экстравагантные идеи. К примеру, оформить все витрины в виде саркофагов, чтобы подчеркнуть – древние формы жизни исчезли навсегда[830].

Вместо одного музея получилось два: палеонтологический и декоративного искусства. Как подметил журналист, такое сочетание можно считать поистине уникальным: «Представьте себе, человек с утра начинает ваять „Филогению млекопитающих“. Это ведь такая неожиданная для изобразительного искусства тема. Это же надо представить себе, как она выглядит, эта филогения, найти, так сказать, образ, передать его в материале. Я даже не знаю, можно подобрать в мире аналогии такому искусству в это время или нет»[831]

.

Особенно впечатляющими были два произведения.

В самом начале музея возвышалось гигантское, в три этажа, панно «Древо жизни». На его изготовление ушло 25 тонн керамики. На панно показаны «ветви» выросшего на Земле «дерева жизни»: растения, рыбы, звери и люди, изображённые в виде женщины с младенцем, которые сильно напоминают Богоматерь с Иисусом. Сверху и снизу панно установлены два зеркала, которые превратили «Древо жизни» в бесконечное. Изображения уходят в зеркальный тоннель, где без конца повторяются динозавры, богоматери, мамонты.

Однажды в музей пришёл писатель Чингиз Айтматов, поднялся по ступенькам, заглянул в зеркальный колодец, остановился и попросил принести стул. «Надо посидеть, посмотреть и подумать…» – объяснил он[832].

Второй грандиозной работой стала фреска «Утро динозавров», которую нарисовали два художника: Май Митурич и Виктор Дувидов. Оба были книжными графиками, иллюстрировали книги Чуковского, Маршака, Барто. Ни один, ни другой не интересовались монументальной живописью.