Я нашёл здание, «обозрел» доску с названием музея у двери и… И всё. Входная дверь была заперта, все окна погашены (а на улице уже темнело), в здании музея, судя по всему, никого не было. Как я узнал позже, музей для массовых посещений, в виду его крайней затеснённости, был вообще закрыт, экскурсоводов не имел, но в будние дни, когда в нём работали сотрудники, отдельных посетителей пускали. Разочарованный, я обошёл здание с другой стороны, нашёл там большое арочное окно на уровне первого этажа и «прилип» к его стеклу, так как увидел за ним тот самый высокий арочный зал и в нём скелет того, из кино, огромного динозавра. А ещё я углядел, что в уголке этого зала стоял письменный стол с зажжённой настольной лампой, за которым сидел и перебирал на лотках образцы какой-то живой человек в синем рабочем халате. У этого стекла, замёрзнув и расплющив об него нос, я простоял неподвижно, впитывая увиденное, больше часа.
Человек изредка поднимал голову и сердито смотрел на ребёнка, но наконец сжалился и впустил его. «Я бродил по музею (а под конец почти ползал, устав смотреть и зарисовывать) до тех пор, пока мой опекун не сказал, что ему самому пора уходить», – вспоминал Яковенко.
Через пару недель мальчик вновь явился в музей, прихватив с собой несколько собственноручно сделанных скелетов из проволоки и пластилина. Вскоре он стал завсегдатаем, познакомился с палеонтологами, которые объясняли ему разницу между лопатками и коракоидами, трилобитами и аммонитами, дали почитать хорошие, по тем временам страшно дефицитные, книги о вымерших животных.
Директор музея Константин Константинович Флёров шутил, что в войну были сыны полка, а Яковенко у них сын музея.
Яковенко собирался поступить на биологический факультет и выучиться на палеонтолога, но Флёров его отговорил. Он сказал, что палеонтологов без того хватает, и поинтересовался, чем ещё увлекается Яковенко. «Историей архитектуры, зданиями музеев, скульптурой, судостроением», – ответил тот.
Флёров предложил Яковенко стать архитектором, чтобы построить музею новое здание. Он подсчитал, что разрешение на строительство дадут лет через десять: как раз хватит, чтобы научиться проектировать и строить.
Яковенко послушался совета, поступил в строительный институт и каждый год в качестве курсовой сдавал очередной, всё более продуманный проект Палеонтологического музея. Одну работу наградили золотой медалью Минвуза СССР. Другую Флёров показал заместителю главы Академии К. Н. Чернопятову, который одобрил идеи Яковенко, но предупредил, что параметры реального здания будут не такими грандиозными.
В 1965 году Совет министров СССР утвердил решение о строительстве музея. Подпись на бумаге поставил глава совета А. Н. Косыгин. Академия выделила под строительство дубраву, холм и поле на окраине Москвы, на территории академического санатория «Узкое».
По просьбе дирекции музея Яковенко зачислили в академический институт «ГипроНИИ», который занимался проектированием лабораторий и научных центров, и назначили главным архитектором проекта.
Площадь музея по бумагам должна была составлять 8 тысяч квадратных метров, но Яковенко разными уловками удалось увеличить её до 11 тысяч метров за счёт обустройства подвальных помещений, тонкостей с просчётами штукатурного слоя и уровней потолков.
Проектное задание подготовили к 1968 году, утвердили в Градостроительном совете Москвы, в Академии, и на этом всё закончилось. Финансирование приостановили, средств не дали даже для отрисовки рабочих чертежей.
Четыре года тянулось томительное ожидание, которое завершилось благодаря случаю.
В начале семидесятых из-за расширения Калужского шоссе пришлось переносить несколько крупных объектов, в том числе антенные поля Министерства морского флота. Они располагались недалеко от пустыря, выданного под строительство музея. По слухам, Минморфлот собирался потребовать эту территорию себе в качестве компенсации.