Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Много сил отнимало обустройство геологического кабинета. Учебных коллекций в нём почти не было, а кабинет приходилось делить с минералогами. Амалицкий посчитал такое положение дел неудобным и принялся оборудовать отдельный кабинет. Он закупил учебные пособия, таблицы, карты, модели, шкафы, распорядился провести в кабинет газ и воду.

Главное внимание он уделял ископаемым остаткам и скупал всевозможные окаменелости, в том числе у студентов. В некоторых отчётах его кабинет так и называли – «палеонтологический». Уже через пять лет после прихода Амалицкого в нём насчитывалось 157 коллекций, содержавших 10 159 образцов на общую сумму 7390 рублей 48,5 копейки[141].

Весной Амалицкий со студентами ходил в геологические экскурсии, в том числе в Предкарпатье, что занимало десять дней. Такие походы назывались научно-педагогическими. В поле он учил студентов составлять геологические колонки и разрезы. Для забавы верхний слой обозначал как «мусор»[142]. Сохранился его отчёт о студенческой практике в окрестностях Варшавы

[143].

Перед выходом Амалицкий прочёл весьма обширную вступительную лекцию, рассказал про строение земного шара, «перемещения океанов и морей», изверженные, осадочные и метаморфические породы. От общих представлений перешёл к частным: показал геологические схемы Восточной Европы, Варшавы и наиболее характерные образцы горных пород.

После этого отправился с учениками на экскурсию.

Варшавский университет стоял на высоком берегу Вислы. С высоты карниза студенты выполнили «ориентировку в рельефе местности», осмотрели намывные отложения реки, её надлуговую и заливную террасы.

«Строение университетского двора было демонстрировано на основании профилей высот, сделанных при канализации», – писал Амалицкий. Профили показывали, что университет стоит на двух моренах, разделённых межледниковыми песками. С университетского двора экскурсанты спустились в долину Вислы и в обнажениях познакомились с верхней мореной. Пройдя вдоль реки до Белян, поднялись на обрыв и «в прекрасных обнажениях» ознакомились с нижней мореной. На «возвратном пути» прошли по шоссе мимо дюн и наблюдали «геологическую деятельность ветра».

Варшавский профессор Александр Андреевич Жандр писал, что учебные экскурсии Амалицкий устраивал «постоянно и в широком масштабе», будучи совершенно неутомимым и нетребовательным в отношении комфорта. Это «сближало экскурсантов настолько, что конец экскурсии всегда вызывал искреннее сожаление», и студенты перед расставанием горячо благодарили Амалицкого, причём иногда дело доходило до оваций[144].

К студентам Амалицкий вообще относился с большим участием. «Зато и они любили его, как отца, и всегда шли к нему со своими горем и радостями, зная, что у него найдут сочувствие, добрый совет, а нередко и материальную помощь», – вспоминала Амалицкая[145].

Лекции, экскурсии, обустройство кабинета занимали всё время, на науку его совершенно не оставалось. «Ты говоришь о двигании науки, а я всё не нахожу времени на занятия», – писал Амалицкий Левинсон-Лессингу[146].

Заодно жаловался на дороговизну и атмосферу Варшавы: «Жить в Варшаве страшно дорого, не знаю, как управимся. Анюта бьётся из сил, таскается по жидовским конурам, закупая мебель, в магазинах о покупке и думать нельзя, раза в 3 дороже петербургских».

И ещё Амалицкий удивлялся сильному разрыву между поляками и русскими. «Русское общество живёт совершенно отдельно от польского… К русским со стороны поляков полнейшая неприязнь. Поляки сходятся только с теми, кто совершенно ополячивается», – рассказывал он[147]. Даже служанка не разговаривала с ним по-русски, хотя прекрасно понимала язык.

Больше всего его поразил контраст внешнего блеска и внутренних неудобств Варшавы. «Снаружи шик, а внутри пшик», – писал он[148]

и рассказывал, что живёт в прекрасном доме с мраморной лестницей, лепными украшениями «внутри и вне», зато ватерклозет, как везде в городе, не в квартире, а в сарае во дворе.

Амалицкие снимали трёхкомнатную квартиру на пятом этаже, и, надо полагать, ходить во двор им было не слишком удобно, тем более что аренда обходилась дорого: 47 рублей в месяц.

«В Варшаве много блеску, шику, но уютности нет, ходят в бархате сверху и без рубашки на теле», – бранился Амалицкий[149], но остался здесь почти на всю жизнь.

«Не следует отчаиваться, авось всё будет благополучно. Я всё-таки благословляю судьбу за то, что она мне дала любимое дело», – писал он[150].

Межконтинентальные моллюски

Среди животных пермского периода особое место занимали двустворчатые моллюски, которых во времена Амалицкого объединяли в огромную вымершую группу антракозий (Anthracosia). Их представители во множестве населяли древние водоёмы. Они были небольшими, обычно с грецкий орех, хотя некоторые вырастали до размеров ладони.