Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Его бывший коллега по геологическому кабинету Венюков считал эти отложения прибрежной зоной девонского моря. Амалицкий пришёл к другому выводу: красные пески отложились в серии «озёрных образований, окаймлявших северные материковые пространства». Эти образования напоминали россыпи современных озёр Карелии[212].

Девонские антракозии России оказались похожи на своих родственников из Ирландии и США, то есть представляли собой северный тип.

Затем чета Амалицких по реке Вытерге и системе каналов направилась к Вологде. По пути они осмотрели выходы известняков возле шлюзов Святого Владимира, Святого Михаила, Святого Петра, Святого Александра и Святого Сампсония. Особенно интересной оказалась выемка под новую ветку канала, глубиной 25 метров. На протяжении километра в ней были доступны для обозрения мощные слои каменноугольных пород. «Этот разрез, конечно, следует считать одним из самых поучительных на севере России», – писал Амалицкий[213]. Пресноводных осадков здесь не оказалось: только мощные толщи белых известняков, в которых попадались кораллы и раковины крупных брахиопод.

Инженеры подарили Амалицкому два прекрасно составленных геологических профиля. На них были в красках отрисованы все пятьдесят вскрытых слоёв. Причём для каждого подобрали краску, похожую на подлинный цвет породы. Один профиль Амалицкий подарил Иностранцеву, второй привёз в свой кабинет в Варшаву.

В середине лета Амалицкие добрались до Вологды. Её называли Берёзовым городом. Все улицы, скверы, дворы и площади были засажены берёзами. «Нигде по улицам городов нет такого нескончаемого царства берёзы, как в Вологде», – писал путешественник К. К. Случевский[214]. Лишь изредка среди берёз показывался тополь или рябина. «Здесь не вымерзают, как я узнал, и другие породы деревьев, но у вологжан уж такая страсть к берёзам. Повсюду виднеются белые стволы», – писал другой путешественник, Н. А. Лейкин[215].

Многие берёзы имели непривычную густую крону. Саженцы для этого особым образом подрезали, и берёза давала не один, а несколько стволов, становилась раскидистой, словно дуб. Такие берёзы давали большую тень и выглядели экзотично.

Город был тихим и патриархально-сонным. В сквере у главной площади под берёзами лежали коровы. Вечерами они мычали, шагая по улицам. «Дорогой совет: бойтесь пить воду в Вологде и не засиживайтесь в этом нездоровом городе без особенной в этом надобности», – советовали путеводители[216]

.

От Вологды на север лежало огромное поле пермских отложений: вначале пресноводные рухляки, а ближе к Архангельску морские известняки и гипсы.

Район был изучен плохо. Несколько геологов проезжали в этих местах и пришли к выводу, что рухляки здесь такие же немые, как и везде.

Было лишь несколько находок.

Граф Кейзерлинг обнаружил в рухляках у деревни Монастыриха на Сухоне небольшую раковину двустворчатого моллюска.

Полковник Николай Павлович Барбот-де-Марни подобрал на реке Вычегде у деревни Айкиной небольшую, с ладонь, плитку песчаника с окаменелым фрагментом хвоща каламита[217].

Ученик Иностранцева Поленов во время экскурсии на реку Юг тщательно осмотрел многочисленные конкреции в рухляках. Конкреции появлялись в осадках, нарастая вокруг какого-то ядра, нередко вокруг раковины или кости. В них можно было ожидать ископаемые остатки. Но все конкреции оказались пустыми, хотя иногда достигали громадной величины, а некоторые привлекали внимание «оригинальным рисунком на поверхности, напоминающим ближе всего выделанную кожу крокодила»[218].

Барбот-де-Марни полагал, что в пёстрых рухляках севера нет никаких окаменелостей. «Их не найдут и геогносты, которые после нас посетят эту местность. Здешние образования суть в полном смысле terrains muets, по меткому выражению барона Мейендорфа», – писал он[219].

Поленов оказался настроен более оптимистично и ссылался на своё «сравнительно быстрое путешествие», которое не позволило развернуть тщательные поиски: «Можно надеяться, что со временем, при более детальных исследованиях и здесь, как в других местах, пёстрые породы, вначале безмолвные, дадут достаточный запас органических остатков»[220]

.

Амалицкий собрался плыть от Вологды вниз, пока не кончатся летние каникулы. Пароход проплывал расстояние от Вологды до Архангельска за две недели, но не подходил для геологических задач. Амалицкому надо было часто останавливаться, осматривать обрывы, записывать порядок залегания слоёв, искать окаменелости.

«Пришлось купить небольшую лодку, – вспоминал он, – нанять двух гребцов и таким образом путешествовать по Сухоне и Двине, всё время под открытым небом, укрываясь под навесом лодки ночью и в дождливую погоду»[221].

Слова про небольшую лодку потом цитировали во многих заметках, и никто не догадался, что это шутка. Лодка была огромная, иначе бы в неё не поместились Амалицкий с женой, поклажа и ещё двое мужиков на вёслах.

Скорее всего, Амалицкий купил длинный широкобокий карбас. Стоили такие рублей пятнадцать, в основном были ветхими и сколоченными наскоро[222].