Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

В тридцатых годах XIX века военные дороги в этих местах строил некто инженер Байн. Он заметил в пустынной местности глыбы песчаника, из которых торчали кости. Разбив несколько глыб, Байн обнаружил окаменелые черепа странных животных с двумя бивнями, как у моржей. Инженер вполне понимал важность древних костей и начал их собирать. Буры с недоверием относились к этому занятию, пока Байн не догадался сказать, что продаёт камни в музей. Буров вполне удовлетворило такое здравое объяснение. Байн отправил кости в Лондон, и в 1845 году Ричард Оуэн описал их под названием дицинодонтов (Dicynodon), то есть «двуклыкозубов».

С инженером Байном, видимо, встречался русский писатель, автор «Обломова», Иван Александрович Гончаров, путешествовавший вокруг света на фрегате «Паллада». В своих очерках он упоминает англичанина Бена, который прокладывал дороги на мысе Доброй Надежды и собрал целую коллекцию ископаемых «двузубых змей». Этими «двузубыми змеями», вероятно, были черепа дицинодонтов с позвоночниками, но без конечностей.

«Он нам показывал скелеты этих животных и несколько подарил», – писал Гончаров[201]

.

Число находок быстро увеличивалось, поскольку в Африку отправились геологи на поиски алмазов. Они обследовали многие места и попутно собирали окаменелости, преимущественно черепа. Находки были представлены в основном дицинодонтами, хотя и разных видов. Они и сейчас составляют до 90 процентов всех пермских позвоночных в этих краях.

Наконец попался череп другого ящера, с опущенными вниз скуловыми костями. Оуэн назвал его парейазавром (Pareiasaurus), то есть «ящерицей с парейей» (на древнегреческом «парейа» означает часть шлема, которая закрывала щёки воина).

Африканскими ящерами чуть позже заинтересовался ещё один английский палеонтолог, Гарри Сили. В 1889 году он отправился в Южную Африку изучить кости в местных музеях, но его ждало разочарование: музеи оказались пустыми, все кости отправили в Британию.

Сили пришлось самому искать их в пустынных землях, где по полгода не выпадали дожди. Своё путешествие он подробно описывал в письмах, которые впоследствии опубликовали. В них много любопытных подробностей. К примеру, однажды вечером Сили рассказывал семье фермера о далёком прошлом и показывал реконструкции древних животных. Жена фермера взглянула на рисунки и порадовалась, что эти чудища погибли, иначе они наверняка истребили бы весь скот, и людям стало бы трудно жить на белом свете[202].

Сили повезло. В пустыне он заметил остатки парейазавра и начал раскопки. Скоро стало ясно, что в породе залегает целый скелет. Кости заняли несколько ящиков, которые Сили вывез на караване мулов[203], а затем морем доставил в Лондон.

За год препараторы Британского музея очистили находку, и в 1891 году скелет парейазавра выставили в экспозиции. Он был величиной с барана. Во время своих визитов в Лондон Амалицкий наверняка его видел.

Скелет прославился на весь мир, про него рассказывали журналы и газеты, в том числе русские. «Очевидцы находки сообщают, что один взгляд на строение и формы остова этого животного, когда-то существовавшего на земле, переносят воображение в чудовищный мир», – писали они, уточняя, что в ящере особенно поражает грудина, похожая на хомут[204].

Дицинодонты и парейазавры считались неким «сборным типом» животных: у них отмечали признаки и рептилий, и амфибий, и млекопитающих. О русских ящерах высказывали такое же мнение, особенно о деутерозавре. Специалисты вообще отмечали сходство русских и африканских ящеров.

Сили специально приезжал в Россию, чтобы посмотреть остатки ропалодонов и деутерозавров, и пришёл к выводу, что они тесно связаны с южноафриканскими ящерами, но всё же принадлежали к другим группам.

В Африке среди сотен костей не было ни одной кости ропалодона или деутерозавра. А парейазавров с дицинодонтами не находили в России. Была только одна сомнительная находка. В коллекции Казанского университета хранились обломки костей, которые палеонтолог Траутшольд посчитал за остатки беззубого дицинодонта оуденодона (Oudenodon)[205]. Но обломки были слишком плохой сохранности, чтобы точно определить их принадлежность. Стоит также отметить, что Траутшольд был специалистом по древним моллюскам и в ящерах разбирался не слишком хорошо. Из той же коллекции Казанского университета он описал челюсть амфибии лабиринтодонта, которая позже на поверку оказалась челюстью щуки[206].

Сопоставление русских и африканских ящеров осложнялось тем, что первые по возрасту были более древними, чем вторые. Судя по порядку залегания слоёв, африканским породам соответствовали не медистые песчаники, а пёстрые рухляки[207]. А они до находок Амалицкого вообще считались немыми…