Длительная война на континенте была, без сомнения, благотворна для газетного дела. Однако в последний ее год случился новый кризис. Из-за понимания того, что мир будет противоречивым, а противоположные партии создадут вероятные проблемы, власти начали затыкать рот прессе. Инструментом стал не новый Акт о лицензиях, а налог, Акт о гербовом сборе (1712). Газеты отныне могли печататься лишь на гербовой бумаге, поставляемой с доходного склада в Лондоне и стоившей полпенни за лист. Промышленные обозреватели предрекали удар по газетному делу, особенно за пределами Лондона, где издательства сталкивались с дополнительными логистическими сложностями, связанными с пересылкой гербовой бумаги из Лондона. Это значило много для становления газетного рынка: в то время как некоторые газеты пошли ко дну, многие выжили. Были те, кто проявил изобретательность, изменив форму газеты, чтобы снизить гербовый сбор (в законе никак не уточнялся размер листов, и невозможно было предвидеть, что появится газета, состоящая из полутора листов)[629]
. Другие же просто переложили налог на своих потребителей, которые платили. Вместо того чтобы пытаться покорить прессу, министры нового поколения поступили более прагматично и скупили газеты. Таким образом, под началом нужного человека они могли стать глашатаями режима. Газеты, перестав зависеть от поступления иностранных новостей, больше не хотели отрываться от пропагандистской журналистики, начатой Дефо, Свифтом и Л’Эстренджем. Во времена Уолпола эти две линии сольются воедино.Часть 3
Просвещение?
Глава 12
В поисках истины
4 июня 1561 года в шпиль собора Святого Павла, самой большой церкви в Лондоне, попала молния. Случился пожар, часть крыши была разрушена, спасти ее не удалось. Такое трагическое событие в сердце столицы подстегнуло к действию даже консервативную английскую прессу; поскольку лавки многих книгопродавцев были расположены во дворе собора, их владельцы могли быть среди пораженных свидетелей. В течение нескольких дней на улицах передавался памфлет, написанный по этому случаю, который повествовал о героических усилиях горожан под предводительством лорд-мэра по спасению церкви: «Там было свыше пятисот человек, неустанно носивших воду. Знатные горожане трудились, как простые работяги»[630]
. Даже эти высокородные помощники не смогли спасти собор Святого Павла; церковь была полностью разрушена. Обезумевшие от горя лондонцы вскоре нашли объяснение. «Кто-то говорит, что виной всему халатность плотников; другие подозревают, что произошел взрыв горючего вещества или пороха. Иные подозревали магов и чародеев». True report предлагала более трезвые объяснения. «Истинная причина, как это видится нам, это буря, Божией волей посланная нам»[631].Последнее соображение было значительно, ибо во всем, в чем наши предки не чувствовали уверенности, они видели Божественный промысел. Это было равно верно в отношении как того, что мы объясняем естественными причинами (гром, наводнение, землетрясение), так и проблем, связанных с человеческим фактором (пожары, войны, преступления). Наши предки обязательно воздавали благодарность за Божие благословение и трепетали перед знаками Божественного гнева. Бедствия, постигшие Англию на заре новой елизаветинской церкви, вскоре после восстановления протестантизма, естественно, имели противоречивые толкования. Для писателя-католика было очевидно, что удар молнии был знаком Божьего гнева в ответ на упразднение мессы. Это заявление не могло остаться без ответа, и один из новоиспеченных епископов должен был оспорить это обвинение. Епископ Пилкингтон был согласен с тем, что разрушение собора было убедительным знаком от Господа, но, скорее, призывающим народ к покаянию и реформам: «Он увещевал своих людей, желая, чтобы они приняли это за серьезное предупреждение… о том, что грядет куда худшая напасть, если они не исправят свои жизни»[632]
.