Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

На этом этапе французский посол советовал папе Григорию не допускать преждевременного ликования. Лучше было дождаться официального подтверждения, которое прибыло 5 сентября в письмах специальных курьеров от французского короля и папского нунция в Париже Антонио Мария Сальвиати. Курьер нунция привез подробную депешу, составленную 27 августа. Оригинал этого письма был передан посланнику французского короля и поэтому прибыл через пару часов после дубликата. Другие депеши, доставленные королевским посланником, позволяют нам реконструировать эволюцию официального объяснения резни. В первом донесении Карла IX, написанном 24 августа, резня представляет собой печальное последствие долгой вражды между Колиньи и Гизом. К 26 августа, однако, было принято решение взять на себя полную ответственность, и резня теперь была представлена как внесудебная казнь, призванная предотвратить неминуемое нападение протестантов. Для папы Григория причина или мотивация не были в этот момент главным вопросом. Отчет нунция был зачитан вслух собравшимся кардиналам, и Григорий приказал спеть торжественный Te Deum

в честь празднования.

Новости о резне во Франции доставлялись в Рим из различных источников. Папские нунции в Венеции, Вене, Мадриде, Турине и Флоренции присылали свои комментарии к описанию событий Сальвиати в Париже. Большинство из них представили важные наблюдения о политических последствиях. Кроме того, папские представители имели доступ к коммерческой новостной рассылке, курсирующей между Парижем и Лионом, и смогли предоставить более полную картину истинных масштабов убийства. В Лионе 8 сентября упомянули 5000 погибших в столице, 1200 — в Орлеане и 500 — в Лионе. Согласно большинству других сообщений, число жертв в Париже составляло около 2000 человек[376]

. Следует отметить, что оценки в коммерческой новостной рассылке были намного ближе к истине, чем слухи, циркулирующие в протестантских городах.

Первые официальные новости дошли до Мадрида только 6 сентября. Король Филипп, в то время проживавший в монастыре Святого Иеронимо, вызвал к себе секретаря, чтобы тот перевел на французский язык отчет об уничтожении вельмож-гугенотов. Вскоре после этого пришли письма от посла Испании в Париже и личное сообщение Екатерины Медичи, написанное 25 августа. Для Филиппа это был действительно щедрый Божий дар. А потенциальная угроза французской интервенции в поддержку его нидерландских повстанцев исчезла мгновенно. 7 сентября он вызвал французского посла Сен-Гуара, чтобы засвидетельствовать свою радость. В отчете об аудиенции с Филиппом посол напишет: «Король начал смеяться с признаками крайнего удовольствия и удовлетворения. Он сказал, что вынужден признать, что обязан Вашему Величеству». Филипп был в таком же праздничном настроении, отвечая своему послу в Париже. «Это великая радость для меня, и вы сделаете меня еще более счастливым, если продолжите писать про события в этой стране. И если все будет так и продолжаться, мы с легкостью закроем нашу сделку»[377]

. Даже обычно сдержанный герцог Альба, писавший из Нидерландов, уловил настроение:

«События в Париже и Франции демонстрируют, что Богу было угодно восстановить праведный порядок вещей и истинную церковь. И произошли эти события как нельзя вовремя, за что мы особенно благодарны божественному провидению»[378]

.

Примечательно, что католики, как в Мадриде, так и в Риме, обсуждали почти исключительно только смерть руководства гугенотов, а масштабы последующих убийств их почти не волновали. Единственным исключением со стороны католиков был император Максимилиан, который, живя среди протестантов в Империи, столкнулся с более деликатной политической обстановкой. Немецкие лютеране полностью разделяли ужас своих кальвинистских единоверцев, и Максимилиану пришлось отрицать причастность к международному католическому заговору, слухи о котором так широко распространялись[379]. Реакция католиков и протестантов повлияла на последующие события. Учитывая количество времени, которое историки посвятили реконструкции череды событий, которые привели к резне, примечательно, что современники почти единодушно пришли к выводу, что уничтожение гугенотской знати представляло собой преднамеренный политический акт. Испанский посол не сомневался, что ответственность за нанесение удара по руководству гугенотов лежит на короле Карле и Екатерине Медичи, папский нунций поддерживал эту теорию. Коммерческие информационные бюллетени из Парижа и Лиона также подтверждали ответственность короля. Королевская прокламация, изданная Карлом, объясняющая, что он чувствовал себя обязанным принять меры на основании доказательств неминуемого предательства, казалось, окончательно поставила точку в этом вопросе[380].