Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу

После благополучного приема родов у кустарника (малыш 3 килограмма и 170 граммов, мать в порядке, спасибо, что спросили) занятие заканчивается, и я, спотыкаясь, выхожу за дверь, выбившаяся из сил.

На следующем уроке Лиам кричит:

— Вы два ученых! Вперед! — с другого конца комнаты.

Я снова в паре с Кловером.

Он надевает свои воображаемые лабораторные очки и изображает, как держит что-то маленькое в ладони и паникует.

— АААА! — говорит он.

— АААА! — поддерживаю я его идею. Кловер продолжает показывать на свою руку.

— В чем дело? Что же мы обнаружили? — спрашиваю я, позволяя ему вести.

— Я НЕ ЗНАЮ, я ничего не вижу! — говорит он, активно жестикулируя на что-то невидимое в своей руке. Кловер — самый эмоциональный импровизатор в аудитории.

— О… — отвечаю я.

— Но ты видишь! Опиши мне это!

Я смотрю на пустоту в его руке.

— Ну… оно… белое. Маленькое. Мягкое. Оно… оно… живое!

Кловер паникует от такого откровения. Его рука сжимается. Он начинает прыгать вверх и вниз, а я, в свою очередь, тоже паникую. Вокруг нас другие группы кричат в своих собственных сценах безумных ученых.

— Оно уменьшается! Ты делаешь ему больно! Ты должен успокоить его! — кричу я на Кловера.

— Ладно, ладно! Но как? — спрашивает он.

— Тебе нужно спеть песню из мюзикла! — кричу я.

Кловер пристально смотрит на меня, обдумывая услышанное.

— Мюзикл поможет? — спрашивает он.

— Да!

Кловер машет руками, будто джазовый исполнитель, и поет песню «New York, New York» Фрэнка Синатры. Я присоединяюсь, мы направляем нашу песню на его руку и пританцовываем в унисон. Ииии… снято!

Можно с уверенностью сказать, что я вообще не узнаю себя.

Обычно я настолько загнана в клетку, мои действия настолько отрепетированы, и я настолько не решаюсь разговаривать в реальной жизни, что часто просто полагаюсь на условные ответы, особенно в офисе. Работа иногда кажется бесконечной чередой слов «Хорошо. Работаю!» и обязательных обращений к коллегам: «А у тебя как дела?»

— Этот куст беременный! — кричу я. Спонтанность, говорите?

Но тут, лишенную направления, режиссуры, отрепетированных сценариев, меня заставили разговаривать. И я получаю от этого удовольствие. Это заставляет меня смеяться, и мне кажется, что мой мозг меняется. Это помогает вырваться из скучной, задолбавшейся самой себя и взять верх над офисной рутиной.

Но, естественно, есть пределы.

На третьем занятии Лиам просит меня разыграть с ним новую сценку перед остальными. И сегодня он заставляет меня исполнять балет. Я не хочу танцевать балет, когда все в аудитории смотрят на меня. После некоторого колебания я безжалостно делаю вид, что сломала ногу о трактор, а потому прикована к полу, что явно лучше, чем танцевать перед всей аудиторией.

Лиам больше никогда не просит меня демонстрировать что-либо.

Хорошо ли я импровизирую? Нет. В лучшем случае я делаю это нормально, но все время замираю, ожидая, что мой мозг даст мне что-то, что можно продумать. «Заморозка» — это буквально то же самое, что и «выключение», которое происходит, когда я нахожусь на сцене. Но здесь люди находят заморозку забавной, потому что у вас есть партнер, который может контролировать ситуацию, если что-то пойдет не так. На самом деле ошибки иногда идут на пользу. Это обычно интересно, потому что мы понятия не имеем, к чему в итоге придем.

И хотя заморозка может быть забавной, я изо всех сил пытаюсь убежать от своей природы.

— Хорошо, а теперь вы в лесах Амазонии! — кричит Лиам, начиная новую сценку.

— Пойдем прогуляемся по джунглям, — говорит Кловер.

Я оглядываюсь на фальшивые джунгли.

— Ты можешь убить этого паука для меня? — спрашиваю я его. — Он очень большой. И иди впереди меня, чтобы сначала ты прошел сквозь паутину. Как ты думаешь, здесь есть клещи, передающие болезнь Лайма?

Позже мы с Кловером уходим одновременно и идем на станцию метро вместе.

— Какого персонажа ты играла во второй половине занятия? — спрашивает он меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, знаешь, тот чудаковатый персонаж, которого ты всегда изображаешь. Он очень смешной.

Сначала я ничего не говорю, а затем до меня доходит.

Я ИГРАЛА САМУ СЕБЯ. ЭТОТ ПЕРСОНАЖ И ЕСТЬ НАСТОЯЩАЯ Я.

Я ни за что не признаю, что все эти странные мысли были на самом деле моими. Вместо этого я говорю емкий, отличный ответ, который мы все произносим, когда кто-то раскрыл нас, а у нас нет алиби.

— Ага, неплохой.

Несмотря на то, что каждый урок насыщенный, полный людей, которых я плохо знаю, и динамичный, я начинаю получать удовольствие. С каждым уроком моя скорлупа раскалывается все больше, и я становлюсь менее испуганной и более оживленной. Это не значит, что я становлюсь лучше в импровизации или развиваю способность создавать гармоничные и реалистичные взаимодействия. В одной сценке, на фермерском рынке, я кричу: «КТО ОНА????» — и показываю пальцем на невидимую женщину, продающую петрушку, в то время как мне нужно торговаться за товар.

«Что это за чудаковатый персонаж, которого ты постоянно играешь?» Это я. Я настоящая — и есть этот персонаж.