— Жозефина, ты говорила мне, что знаешь почти наверняка, кто убийца.
— Ну и что из этого?
— Кто же он?
Она облила меня презрением.
— Понимаю, — сказал я. — Оставляем все до последней главы? И даже если я пообещаю ничего не говорить инспектору Тавернеру?
— Мне не хватает нескольких фактов, — заявила она, швырнув в пруд огрызок, а затем добавила: — Но в любом случае вам я ничего не скажу. Если уж хотите знать, вы Ватсон[121]
.Я проглотил оскорбление.
— Согласен, — сказал я. — Я Ватсон. Но даже доктору Ватсону кое-что сообщали.
— Что сообщали?
— Факты. И после этого он делал неверные выводы на основании этих фактов. Представляешь, как это смешно, если я буду делать неверные выводы.
Минуту она боролась с искушением, а затем решительно затрясла головой:
— Нет, не скажу. И вообще мне не так уж нравится Шерлок Холмс. Ужасно все старомодно. Они еще ездили в двухколесных экипажах.
— Ну, а как насчет писем?
— Каких писем?
— Которые писали друг другу Лоренс Браун и Бренда.
— Я это выдумала.
— Я тебе не верю.
— Правда, выдумала. Я часто выдумываю разные вещи. Мне так интереснее.
Я пристально посмотрел на нее. Она не отвела взгляда.
— Послушай, Жозефина, в Британском музее[122]
есть человек, который прекрасно знает Библию. Что, если я спрошу у него, почему собаки не отгрызли кисти рук Иезавели? Тогда ты расскажешь мне про письма?На этот раз колебания были долгими.
Где-то совсем рядом неожиданно хрустнула ветка.
— Нет, все равно не скажу, — окончательно решила она.
Мне ничего не оставалось, как признать поражение.
Я вспомнил, к сожалению, слишком поздно, совет моего отца.
— Понимаю, это просто такая игра, — сказал я. — На самом деле ты ничего не знаешь.
Она сверкнула глазами, но не поддалась на мою приманку.
Я поднялся.
— А теперь я должен поискать Софию. Пошли!
— Я останусь здесь, — запротестовала она.
— Нет, ты пойдешь со мной.
Я без церемоний дернул ее за руку и заставил встать. Она с удивлением смотрела на меня, видимо намереваясь оказать сопротивление, но потом вдруг сдалась даже с какой-то кротостью — вероятно, ей не терпелось узнать, как отреагируют домашние на мое появление.
Почему я так стремился увести ее? Я не сумел бы сразу ответить на этот вопрос. Догадка пришла, только когда мы вошли в дом.
Меня насторожила неожиданно хрустнувшая ветка.
Глава 14
Из большой гостиной доносился шум голосов. Я постоял у двери, но, так и не решившись войти, повернулся и пошел по длинному коридору. Повинуясь какому-то непонятному импульсу, я толкнул обитую сукном дверь. За ней был темный проход. Вдруг в конце его распахнулась еще одна дверь, и я увидел просторную ярко освещенную кухню. На пороге стояла старая женщина — дородная, грузная старуха. Вокруг ее весьма обширной талии был повязан белоснежный крахмальный фартук. Как только я взглянул на нее, меня охватило чувство умиротворенности. Такое чувство всегда возникает при виде доброй нянюшки. Мне уже тридцать пять, но у меня появилось ощущение, что я четырехлетний мальчуган, которого обласкали и утешили.
Насколько я знал, няня никогда раньше меня не видела, но это ей, однако, не помешало сразу сказать:
— Вы ведь мистер Чарлз? Заходите на кухню, я вам чаю налью.
Кухня была просторная и необыкновенно уютная. Я сел за большой стол в центре, и няня принесла мне чаю и на тарелочке два сладких сухарика. Теперь я окончательно почувствовал себя, маленьким. Все стало на свои места, и ушел страх перед чем-то темным и непонятным.
— Мисс София обрадуется, что вы приехали, — сказала няня. — Она последнее время вся какая-то дерганая. Все они какие-то дерганые, — добавила она с явным осуждением.
Я обернулся.
— А где Жозефина? Она пришла вместе со мной.
Няня прищелкнула языком, выражая свое неодобрение.
— Подслушивает где-нибудь под дверью и пишет в своей дурацкой книжке. Она с ней не расстается. Давно пора отправить девочку в школу, играла бы там с детьми, такими же, как она сама. Я не раз говорила об этом мисс Эдит, и она соглашалась, но хозяин все доказывал, что ей лучше всего здесь.
— Он, наверное, души в ней не чает.
— Да, он ее очень любил. Он их всех любил.
Я взглянул на нее с удивлением, не понимая, почему привязанность Филипа к своему потомству няня так упорно относит к прошлому. Она увидела мое недоумение и, слегка покраснев, сказала:
— Когда я говорю «хозяин», я имею в виду старого мистера Леонидиса.
Прежде чем я успел что-то ответить, дверь распахнулась и в кухню вошла София.
— Чарлз! — удивленно воскликнула она и тут же добавила: — Няня, как я рада, что он приехал.
— Я знаю, родная.
Няня собрала кучу горшков и кастрюль и унесла их в моечную, плотно закрыв за собой дверь.
Я вышел из-за стола и, подойдя к Софии, крепко прижал ее к себе.
— Сокровище мое, ты вся дрожишь. Что случилось?
— Я боюсь, Чарлз, я боюсь.
— Я тебя люблю. Если бы я только мог увезти тебя отсюда…
Она отвернулась и покачала головой: