Я знала, что должна подпитывать свою жизнь, чтобы сохранять равновесие: нужно больше внимания уделять своему телу, снова позволить себе мечтать, вернуться к писательству, посвятить больше времени своим близким. Но у меня не было сил. Они покинули меня в попытке удержаться на грани нормальности. Работать, зарабатывать деньги, хоть немного заниматься домашними делами. И все, больше я ничего не могу, не оставалось ни грамма энергии, которую можно было бы потратить на что-нибудь еще. Жизнь сжалась до размера почтовой марки.
Сейчас я перестала работать (по крайней мере, на время) и поэтому освободила время и силы. Тратить их на блог – хорошая идея, но я не могу погрузиться в него полностью. Мне нужен баланс. Неделями я оставалась запертой дома, смотря телевизор и читая, потому что больше ничего не могла. Потом я пересела с дивана за стол и начала работать над блогом. Теперь настал момент сделать еще один шаг: высунуть нос из дома.
Деревья
Я решила возобновить любимые занятия йогой. Записываюсь на утро, потому что выходить из дома ближе к вечеру посреди зимы выше моих сил. Кроме того, я выбрала школу рядом с местом работы, потому что туда удобно идти сразу после офиса, но это на другом конце города от моего дома.
Утренние занятия называются нежной йогой, и они еще легче, чем для начинающих. Здесь все женщины, в основном старше меня. Дамы шестидесяти-семидесяти лет, домохозяйки и пенсионерки. В раздевалке они часто говорят о мужьях, детях, внуках, доме и праздниках. Есть еще девушка помоложе, лет тридцати, я ее помню, потому что она ходила на те же курсы, что и я перед ухудшением. Мне любопытно, почему она тоже сменила курс, и много времени, чтобы это выяснить, не потребовалось. За разговором я узнала, что она находится в той же ситуации, что и я. Она начала страдать от тревожности около шести месяцев назад, после того, как ее отец серьезно заболел. Это для нее впервые, с некоторым волнением она рассказывает о своих симптомах, а потом спрашивает: «Неужели это все действительно от тревожности? Кажется невероятным». Она просит моего подтверждения, хотя уже прошла через множество врачей и анализов. Сейчас она проходит психотерапию и принимает хорошие психотропные препараты: классическую комбинацию Ксанакса с антидепрессантом – ту же терапию, которую должна была пройти и я, но, к сожалению или к счастью, не смогла (или не захотела).
Меня очень умиляет собеседница, она похожа на потерявшегося цыпленка. Приходит на йогу в солнечных очках, хотя сейчас зима, иногда даже не снимает их во время занятий. Объясняет, что ее раздражает свет, а я киваю, потому что прекрасно понимаю, о чем она говорит. Она живет в ста метрах от школы, но приезжает на машине. Говорит, что прогулка под открытым небом заставляет ее чувствовать себя уязвимой, в машине она ощущает себя более защищенной.
– Если со мной случится паническая атака, – объясняет она, – лучше я переживу ее в машине, чем на улице.
Это называется «агорафобия» – боязнь открытых пространств. Я тоже ее испытывала первое время, когда случались панические атаки. Летом, которое я провела в доме своего отца, самым страшным кошмаром был мост через железную дорогу. Я не решилась пройти по нему. Однажды днем ко мне пришли друзья и предложили прогуляться. Даже с ними я не смогла этого сделать. Стоило мне достичь вершины, как беспокойство взяло верх, пришлось повернуть назад.
В общем, я хорошо понимаю свою коллегу по йоге (и несчастью), которая передвигается только под защитой своей машины. Улыбаясь, говорю, что было бы лучше немного прогуляться, особенно когда хорошая погода. Но затем жалею, что сказала это: я снижаю значимость ее проблемы, чего не должна делать, поскольку прекрасно понимаю, каково это.
– Почему ты перешла на утренние курсы? – спрашиваю ее.
– Я предпочитаю быть дома, когда темно. Сейчас у меня нет никаких дел, потому что я больше нигде не работаю, – отвечает она.
Рассказывает, что работала секретарем в бухгалтерии, но в один момент не выдержала…
– Я болела больше, чем работала. В конце концов решила уволиться.
Через несколько недель болтаю с другой девушкой на курсах. Она примерно моего возраста. Останавливаемся на улице, когда светит солнце, и разговариваем перед ее автомобилем. В наших историях тоже много общего.
– Мне тоже пришлось бросить работу. Муж не понимал, что со мной случилось, мы всегда были очень активные, всегда двигались, но в один момент я больше ничего не смогла делать. Наконец, нам пришлось расстаться, – рассказывает она мне.
Прошли годы, и теперь ей намного лучше. Тревога, по ее словам, прошла, но диагностировали фибромиалгию – сложное заболевание, при котором возникает сильная мышечная боль, причины которой до конца так и не изучены.