Сначала я думала о своем психотерапевте как о божественной фигуре: решительная женщина, несомненно взрослая, уравновешенная, идеальная в каждой роли – от матери до жены. И, как и все божества, даже хорошие, иногда она внушала некоторый страх: я думала, что она знает обо мне нечто такое, о чем я даже не подозреваю, что у нее в кармане ключ от моего чулана, что она уже знает, что я должна сделать. Я боялась того, что она могла мне сказать, как будто она была хранилищем неприятной или болезненной правды обо мне, которую я не видела.
Однако спустя какое-то время это представление о психотерапевте как о том, кто все видит и все знает, к счастью, уменьшилось, я начала рассматривать его как обычного человека, у которого, как и у всех, в жизни есть свои подъемы и спады. Человек, который по крайней мере первое время очень мало знал обо мне и должен был проникнуть в мою жизнь и мои эмоции, опираясь только на мои рассказы. Тот, кто выполняет деликатную работу и старается сделать ее как можно лучше, несмотря на то что сам не идеален и не может не совершать ошибок.
Теперь я предпочитаю вторую версию. В конце концов, я думаю, что когда отношения с врачом приближаются к уровню взаимности, отношениям между двумя взрослыми людьми, тогда пациент близок к исцелению. Конечно же, я всегда остаюсь пациенткой, но, на мой взгляд, когда перестаешь обожествлять врача – делаешь большой шаг вперед.
С самого начала моя психотерапевт предлагала обратить внимание на мои отношения с телом, и каждый раз при этом у меня появлялось ощущение, будто передо мной чистый лист. Какие отношения с телом? Возможно, в детстве я знала, что это значит, но с тех пор прошло слишком много времени, и я даже не знаю, что значит иметь контакт с телом. Когда тревожные расстройства вернулись, мое тело стало проводником испуга и тревожности. Оно как бы говорило мне: «Ты сейчас потеряешь сознание, тебя вот-вот вырвет, ты теряешь равновесие». Шея болит, руки мерзнут, а каждый раз, когда я ем, на месте желудка обнаруживается камень. Если бы я прислушивалась к тому, что говорит мое тело – я бы болела еще тысячу лет.
В те редкие моменты, когда этот концерт симптомов стихает и я чувствую облегчение, иногда, но очень редко, у меня появляется какое-то смутное приятное ощущение в теле: тепло и расслабление. Но это исключение.
Кроме того, я также немного стыжусь своего бедного тела: оно слишком худое, слабое, недостаточно красивое и уже не молодое.
Я даже никогда явно и не задумывалась об этом – всегда вела себя так, будто тело должно служить разуму. Я – это мой разум, в нем заключается моя личность. Важны мысли, воля, а больше всего – эмоции. Ноги, руки, сердце, живот и все остальное просто играют свою роль и поддерживают высшие функции интеллекта.
Говорят, что это ошибка, на которой основана наша западная культура, начиная с «Рассуждения о методе» Декарта и его «cogito ergo sum»: «я мыслю, следовательно, существую».
«И заметив, что истина “Я мыслю, следовательно, я существую” столь тверда и верна […] из этого я узнал, что я – субстанция, вся сущность, или природа, которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. Таким образом, мое я, душа, которая делает меня тем, что я есть, совершенно отлична от тела…».
Частью нашей культуры является рассмотрение тела и разума как отдельных составляющих, а личность основывают на мышлении: мы знаем, что существуем, потому что думаем. А не потому, например, что чувствуем дыхание ветра на своей коже, или усталость, поднимающуюся по ногам после долгой прогулки.