– Точно… – Госпожа Торт кашлянула. – Внизу тебя спрашивает какой-то молодой человек, – сказала она.
– Кто? – спросила Ангва.
На мгновение воцарилась тишина.
– Да, вот так хорошо, – сказала госпожа Торт. – Прости, дорогая, у меня начинает ужасно раскалываться голова, когда люди говорят не то, что я предвидела. Ты в человеческом виде, детка?[12]
– Да, можете войти, госпожа Торт.
Комната была не очень большой. И в основном коричневой. Коричневый линолеум на полу, коричневые стены, картина над коричневой кроватью с изображением коричневого оленя, на которого нападали коричневые собаки на коричневой пустоши под небом, которое, вопреки всем метеорологическим наблюдениям, тоже было коричневым. А еще здесь стоял коричневый шкаф. Возможно, если пробраться через висевшие в нем таинственные старые платья[13]
, то можно очутиться в волшебной сказочной стране, населенной говорящими животными и гоблинами, но, скорее всего, оно того не стоит.Госпожа Торт вошла. Это была маленькая толстая женщина, компенсировавшая недостаток роста огромной черной шляпой – не той её остроконечной разновидностью, которую предпочитают ведьмы, а покрытую по всей поверхности чучелами птиц, восковыми фруктами и другими выкрашенными в черный цвет декоративными безделушками. Ангве нравилась госпожа Торт. Все комнаты здесь были чистыми [14]
, оплата невысокой, а самое главное – госпожа Торт с пониманием относилась к тем, чей образ жизни несколько отличался от обычного и характеризовался, например, физиологическим отвращением к чесноку. Ее собственная дочь была оборотнем, поэтому госпожа Торт понимала нужность низких длинных ручек на окнах и дверях первого этажа, которые можно было поворачивать лапой.– На нем кольчуга, – сказала госпожа Торт. В обеих руках она держала по ведру с гравием. – А еще мыло в ушах.
– О. Э-э… Понятно.
– Я могу попросить его проваливать отсюда подобру-поздорову, если хочешь, – вновь предложила госпожа Торт. – Я всегда так делаю, если приходят сомнительные типы. Особенно те, которые с кольями. Терпеть не могу, когда здесь портят мебель, размахивают факелами и всякое такое.
– Думаю, я знаю, кто это, – ответила Ангва. – Разберусь сама.
Она заправила рубашку в бриджи.
– Захлопни дверь, если будешь уходить, – крикнула госпожа Торт вслед Ангве, вышедшей в холл. – А я пока поменяю землю в гробу господина Подмигинса. Эти боли в спине его совсем замучили.
– Ваша земля больше похожа на гравий, госпожа Торт.
– Она ортопедическая.
Моркоу стоял на пороге со шлемом под мышкой и очень почтительным и смущенным выражением лица.
– Ну? – беззлобно осведомилась Ангва.
– Э-э… Доброе утро. Я подумал, ты, наверное, не очень хорошо ориентируешься в нашем городе. Я мог бы… если, конечно, хочешь… если ты не возражаешь… не идти пока на службу, а показать тебе… что-нибудь другое…
На мгновение Ангве показалось, что она заразилась даром предвидения госпожи Торт. В ее воображении пронеслись различные варианты будущего.
– Я не завтракала, – сказала она.
– На Цепной улице в гномьей лавке «Буравчик» готовят очень неплохие завтраки.
– Вообще-то уже время обеда.
– Оно же – время завтрака для Ночной Стражи.
– Я практически вегетарианка.
– У них есть крысы из сои.
Ангва сдалась.
– Ладно, возьму плащ.
– Ха, ха, ха! – произнес голос, полный испепеляющего цинизма.
Ангва посмотрела вниз. За спиной Моркоу сидел Гаспод, злобно сверкал глазами и свирепо чесался.
– Прошлой ночью мы загнали кошку на дерево, – напомнил Гаспод. – Вместе – ты и я. Объединив усилия. Сама судьба свела нас вместе, и это уже навсегда.
– Убирайся к
– Прошу прощения? – не понял Моркоу.
– Я не тебе. Той собаке.
Моркоу обернулся.
– Хмм… Он тебя достает? А на вид такой славный…
– Гав, гав, бисквит!
Моркоу машинально похлопал себя по карману.
– Вот видишь? – сказал Гаспод. – Этот мальчик – сама Простота, разве я не прав?
– В гномьи лавки впускают собак? – поинтересовалась Ангва.
– Нет, – ответил Моркоу.
– Только в разделанном виде, – добавил Гаспод.
– Серьезно? Звучит неплохо, – сказала Ангва. – Пошли!
– Вегетарианка, говоришь? – пробормотал Гаспод, заковыляв вслед за ними. – Ну ничего себе!
– Заткнись!
– Прошу прощения? – вновь не понял Моркоу.
– Я просто размышляла вслух.
Подушка Ваймса стала холодной и жесткой. Он осторожно ее ощупал. Подушка стала холодной и жесткой, потому что это была не подушка, а стол. Щека прилипла к чему-то, и ему совсем не хотелось выяснять к чему именно.
Он даже не успел стянуть с себя кольчугу.
А теперь ему удалось разлепить один глаз.
Он что-то писал в блокноте. Пытался разобраться, что происходит. А потом заснул.
Который теперь час? Впрочем, нет времени оглядываться назад.
Ваймс посмотрел на блокнот:
Ваймс уставился на корявые каракули.