К портретам русских мыслителей

Постоянный автор не только редактируемых им самим изданий, но и «Вопросов философии и психологии» (органа Московского психологического общества, возглавляемого Н.Я. Гротом), «Полярной звезды», издаваемой П.Б. Струве, а впоследствии – «Московского еженедельника» кн. Е.Н. Трубецкого и перешедшего в 1907 году к Струве авторитетного «толстого» журнала «Русская мысль», Булгаков быстро приобретает весомое литературное имя. Но главную известность принесли ему публичные лекции, собиравшие множество народу, преимущественно молодежи. Так, «Новый путь» (к журналу в то время Булгаков еще не был причастен) публикует характерный отчет о прочитанном 28 января 1903 года реферате «О философских воззрениях Владимира Соловьева» в зале киевского литературно-артистического общества: «Киевская публика, всегда относящаяся с горячим интересом к публичным лекциям проф. Булгакова, и на этот раз собралась на его реферат в таком количестве, что переполнила как зал, так и прилегающие к нему комнаты; сверх того, большое количество лиц, желавших войти, не было впущено во избежание окончательной давки»[541]

. Публичные лекции стали для Булгакова интеллектуальным трамплином, позволившим оторваться от специальных проблем политической экономии (профессионализация в которой в свое время предопределялась для него марксистским пафосом «научности») и свободно, хотя еще по-любительски, предаться врожденным гуманитарно-философским склонностям, обратиться к «проклятым вопросам» о смысле жизни, смысле истории, природе человека, путях России, марксистские ответы на которые уже перестали удовлетворять его. Альтернативой марксизму для Булгакова явились социальные и этические идеи русской классики – Герцена и Чехова, Достоевского и Владимира Соловьева, оппозицией историческому материализму – натурфилософский и моральный идеализм, впоследствии перешедший в положительное христианское верование. По меткому замечанию Зандера, основными категориями социологического мышления Булгакова выступают не «законы» (т.е. безличные детерминанты социального развития), а «идеалы» (т.е. ценностно окрашенные цели). На публичных лекциях начала 900-х годов наглядно совершалась эта булгаковская «измена» законам в пользу идеалов.

В.В. Зеньковский, вспоминая киевские встречи с Булгаковым[542]

, пишет о впечатлении растерянности, какое произвел на него уже известный тогда киевский профессор и публицист, о его уклончивости в исповедании перед аудиторией своих новых христианских убеждений, о его страхе, высказавшись до конца, утратить популярность у левой молодежи. Думается, это впечатление – отчасти плод некой психологической аберрации. Булгаков был, как можно судить, весьма искренен и отважен в изъявлении своих общественных и иных взглядов. Так, перед зачислением на место преподавателя Московского технического училища он счел нужным честно предупредить попечителя, что «держится некоторых убеждений, которые принято, считать социалистическими»[543]. Будучи в 1907 году избран в Государственную Думу второго созыва (от родной Орловской губернии), он посчитал необходимым печатно объявить о своей непринадлежности к кадетской фракции и вхождении в Думу в качестве независимого «христианского социалиста»[544]. В думских речах от 12 марта и 17 мая он мужественно выступил как против правительственного, так и против революционного беззаконного насилия и, не угождая ни правым, ни левым, призвал общество к примирению на высшей моральной и правовой основе. По принятии священнического сана в 1918 году он, несмотря на угрозу свободе и жизни со стороны ЧК, ни при каких обстоятельствах не снимал с себя духовного платья.