К портретам русских мыслителей

Литературные статьи Франка – это философские портреты писателей, ощутимо стилизованные в духе его исходных философских посылок, несмотря на стремление автора избежать доктринального подхода к творческой личности художника. К крупнейшим литературным явлениям он обращается преимущественно для раскрытия картины мира, что вытекает из его взгляда на искусство как на средство опытного познания. Наряду с Гёте, Франка более всего привлекает Пушкин, в котором он видит выразителя русского самосознания, «наивного мудреца и ведателя жизни» в ее универсальной широте, но наряду с этим – гениального историко-политического мыслителя, сумевшего до западников и славянофилов найти разрешение поставленных ими вопросов[1054]. Натурфилософские мотивы выразились в наиболее оригинальных статьях Франка – о Ф.И. Тютчеве[1055] и Р.М. Рильке

[1056], творчество которых философ находил родственным тому типу мистического пантеизма, который он не без сочувствия черпал у Николая Кузанского (напр., отождествляя «родимый хаос» Тютчева и символику ночи у Рильке со своими концептами «реальности» и «непостижимого»).

Ф.М. Достоевский предстает у Франка провозвестником «христианского гуманизма», открывающим богоданную глубину в каждой человеческой личности[1057]; а духовный путь Льва Толстого, по Франку, отражает трагический, не нашедший примирительного разрешения в религиозном освящении жизни и культуры конфликт между художественным «язычеством» и морализмом[1058]

.

Концентрированный итог размышлений Франка над основаниями художественного творчества можно найти в разделе «Красота» главы VIII его трактата «Непостижимое» (Париж,1939). «Имманентное существо красоты состоит в том, что в ней мы непосредственно-наглядно воспринимаем и испытываем в самом наружном облике бытия его абсолютную ценность, его осмысленность и внутреннюю обоснованность. Поэтому прекрасное есть непроблематичное, безвопросное бытие <…>». «И подлинный художник обладает даром показать нам реальность именно в этой ее наглядной непосредственности – именно тем дать нам ощутить новизну, значительность – красоту – даже самого будничного, привычного, прозаического и знакомого. <…> “прекрасное” как бы изъемлется из состава предметного мира <…> и становится само в себе, независимо от всего остального, выразителем некоего последнего, глубочайшего, всепронизывающего, исконного единства бытия»[1059].

P.S. Когда в новой России, начиная с 90-х годов прошлого века, наступило время для интенсивных републикаций и изучения наследия С.Л. Франка, в ряду других изданий вышла книга, проливающая свет на эпизоды пореволюционной жизни мыслителя до его вынужденной эмиграции и неожиданно свидетельствующая о том, что в это время ему удалось оставить на родине нечто вроде научно-философской школы. Книга эта:

С.Л. Франк. Саратовский текст. Сост. А. А. Гапоненков, Е. П. Никитина. Саратов, Издательство Саратовского университета, 2006. 285 стр.

Малотиражная, к сожалению, книга (800 экз.) отличается уникальным содержанием и образцовыми составительскими усилиями, с не менее образцовым научным аппаратом и превосходной вкладкой фотодокументов, часть которых публикуется впервые. Один из ее создателей, А.А. Гапоненков, давно и систематически занимается изучением мысли Семена Людвиговича Франка. Кстати, он находится в научных контактах с английским специалистом по Франку Ф. Буббайером, автором лучшей интеллектуальной биографии нашего философа, уже переведенной на русский язык[1060].

Текст книги – по праву «саратовский», Семен Людвигович был связан с волжским университетским городом через его уроженку, Татьяну Сергеевну, в девичестве Барцеву, которая, подобно библейской Руфи, оставила ради него свой род и свою веру (перешла в лютеранство, чтобы обвенчаться с иудеем, каковым Франк тогда был) и прожила с ним более сорока лет в неиссякающей брачной любви. И, что для составителей книги особенно важно, – Франк, спасаясь от революции и столичной разрухи, уехал с семьей в Саратов и был в 1917/18 учебном году первым деканом только что открытого историко-филологического факультета Саратовского университета. (С этим этапом в книге связаны первопубликации его рабочих записей к лекционному курсу «Немецкий идеализм: от Канта до Шопенгауэра» и конспекта публичной лекции о сущности искусства.)