Несомненно, все рассмотренные примеры свидетельствуют о последовательном и базовом приеме в поэзии Мандельштама. Однако пока мы проанализировали лишь отдельные строки, лишь фрагменты текстов. Теперь необходимо перейти к «сборке» и показать, как идиоматический уровень последовательно реализуется в целиком взятых стихотворениях.
Во многих стихах Мандельштама переосмысление фразеологии не только составляет неотъемлемый план смыслового развития текста, но и поясняет наиболее загадочные, «темные» и при этом часто самые эффектные фрагменты. Конечно, в идеальных условиях необходимо было бы почти каждое стихотворение поэта снабдить комментарием его фразеологического состава – тогда станет видно, как один и тот же текст может одновременно аккумулировать разные типы работы с идиоматикой (из классов 1–6
), а логика классификации трансформируется в список случаев обыгрывания языкового плана в хронологически расположенных текстах. Однако такой подход предполагал бы дублирование всех примеров нашей классификации. Поэтому мы сочли возможным на примере нескольких стихотворений продемонстрировать, каким образом идиоматический план модифицируется в рамках отдельно взятого текста.Мы хотели показать, что фразеологический уровень важен уже для раннего Мандельштама, поэтому список разборов открывает стихотворение 1910 года «В огромном омуте прозрачно и темно…» – текст, устроенный в отношении фразеологии неожиданно сложно. Далее мы обратились к одному стихотворению начала 1920‐х – «С розовой пеной усталости у мягких губ…» и одному тексту начала 1930‐х годов – «Довольно кукситься. Бумаги в стол засунем…». В них фразеологический план хотя и структурирует поэтическое высказывание, но скорее лежит на поверхности (что не отменяет занятных языковых особенностей и семантических сдвигов).
Затем мы переходим к «Мастерице виноватых взоров…» (1934) и воронежским стихам: «Мир должно в черном теле брать…» (1935), «Римских ночей полновесные слитки…» (1935), «Вооруженный зреньем узких ос…» (1937). Во всех этих текстах, с нашей точки зрения, отталкивание от идиоматического плана, его обыгрывание является глубинным смыслообразующим фактором. Наиболее ярко, быть может, работа Мандельштама с языком предстает в «Стихах о неизвестном солдате» (1937) – произведении неоднократно интерпретировавшемся. В конце мы разбираем «Пароходик с петухами…» (1937) – одно из самых последних сочинений Мандельштама, написанное уже после Воронежа.
Этот список, разумеется, не замкнутый: нельзя сказать, что только в указанных выше стихотворениях идиоматический план играет ключевую роль, а во всех остальных стихах – вспомогательную (выбор текстов во многом диктовался читательским стремлением разобраться именно с этими стихами). Конечно, количество текстов, строящихся на фразеологическом плане, может быть увеличено – от раннего (1912) стихотворения «Образ твой, мучительный и зыбкий…» – через «Век», «Грифельную оду» и «1 января 1924», важнейший языковой комментарий к которым был написан О. Роненом (его достоинства несколько теряются в соседстве с интертекстуальными построениями), – к поздним стихам («Ламарк», «К немецкой речи», «Чернозем», «Заблудился я в небе – что делать?» и многим другим).
В анализе текстов мы использовали фрагменты из нашей классификации (но и добавили ряд новых наблюдений). Надеемся, что эти повторы не будут восприняты как излишние, поскольку в контексте разговора о структуре и семантике целого текста примеры, интерпретирующие отдельные высказывания, предстают в новом свете.
Здесь нужно сделать принципиальную оговорку.
Разборы, представленные ниже, не претендуют на полноту описания выбранных текстов. Характерные черты поэзии Мандельштама сложнее и многообразнее и не исчерпываются обсуждаемым в книге приемом переосмысления идиоматики. Смысл стихов поэта возникает благодаря комплементарному действию самых разных принципов работы с языком и литературной традицией, тогда как переосмысление идиоматики, как правило, значимо на микроуровне – в рамках одной-двух строк (иногда строфы).
Однако поскольку работа с фразеологией, с нашей точки зрения, играет главную роль в смыслопорождении в стихах Мандельштама, многие тексты поддаются прочтению только в рамках фразеологического подхода. Некоторые стихотворения как будто состоят из череды перетекающих друг в друга модифицированных идиом и коллокаций, а связки между ними аранжированы другими языковыми принципами.