К востоку от Берингова пролива

Юкон и Кускоквим — видишь ли их в действительности или следишь за течением рек лишь по географической карте — живо напоминают о его путешествиях. Уналаклит и Нулато, редут Св. Михаила и Икогмют, названия многих других географических пунктов, точно определенных Загоскиным и положенных им на карту, настолько тесно переплелись с его именем, что в отрыве от него, сами по себе, даже и воспринимаются с трудом. А его «Пешеходную опись части русских владений в Америке…» на английском, а то и на русском языке встречаешь теперь среди наиболее часто используемых справочных книг на рабочем столе или на книжной полке практически каждого аляскинского биолога, географа, этнографа.

Лаврентий Алексеевич Загоскин среди современных ему «русских американцев» фигура удивительная и во многих отношениях типичная. Военный моряк, состоящий на службе Российско-Американской компании, отправлялся в глубь Аляски для решения лишь некоторых практических, «ведомственных» задач, причем уже это требовало от него больших усилий и мужества. Он полностью справился с поручением. Его экспедиция не только оправдала затраченные на нее средства, но и принесла, к удивлению начальства, даже прибыль за счет заготовленной пушнины, сохраненных инструментов, оружия, товаров. Экспедиция по-настоящему обогатила науку. Загоскин вел топографическую съемку местности и метеорологические наблюдения, собирал коллекции — зоологические и ботанические, по минералогии и этнографии, составлял словари наречий аляскинских туземцев. Он впервые описал закономерности климата внутренних частей Аляски и открыл целый народ — ттынайцев из «американского семейства краснокожих». Не меньшей его заслугой было и то, что он всюду устанавливал хорошие отношения с местным населением.

Свои наблюдения он изложил в книге, полное название которой — «Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Л. Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 годах». Труд его был оценен по достоинству и признан современниками «столь же занимательным для обыкновенных читателей, сколько полезным для ученых». Таким он остается и сейчас.

…«Гусь» покружил над бывшим Икогмютом, низко прошел над крышами домов, над погостом с покосившимися крестами и полетел дальше. Времени на посадку не было. Как жаль, думал я, что не придется побывать в таком интересном месте. Но попасть в поселок все-таки удалось — весной следующего года.

Стояла середина апреля, солнце уже стало как следует пригревать, побежали первые ручьи, и у проталин суетились прилетевшие пуночки. Мы с Вадимом Сергеевичем оказались в это время в Бетеле, и у нас выдался свободный день. Накануне один из наших аляскинских знакомых, мистер Ворд, пилот и глава местной авиакомпании (в компанию входил еще один летчик, а владения ее составляли два маленьких одномоторных самолета), пообещал, если не будет клиентов, взять нас с собой в Рашен Мишен — Русскую Миссию. У него там были дела.

Клиенты, на наше счастье, не объявились, и утром мы уже втискивались в тесную кабинку самолета.

Кроме пилота и нас в самолете оказался пожилой эскимос, «отец Захар», как он сам представился, настоятель, а по существу псаломщик православной церкви в Русской Миссии. Это был сюрприз, приготовленный нам мистером Вордом. Отец Захар постоянно живет в Бетеле (по нашим понятиям — в районном центре, тогда как Русская Миссия — просто село). Он охотно откликнулся на приглашение Ворда в неурочный час посетить свою епархию и показать советским Гостям церковь и другие местные достопримечательности.

Внешне наш спутник мало чем отличался от других аляскинских эскимосов. Одет он был в потертую синюю нейлоновую куртку, на голове — не менее потертая нейлоновая шапка-ушанка, на ногах — резиновые полусапоги-полуботинки. Единственный признак сана отца Захара — выглядывающий из-под куртки белый стоячий пластмассовый воротничок. Пока мы летели, отец Захар рассказывал о себе. Он почти неграмотен (с трудом, по складам читает по-английски), тем не менее был рукоположен в сан в Ситке (бывшем Ново-Архангельске, столице Русской Америки). Всю жизнь охотился, рыбачил, плотничал. С годами топором работать стало тяжело, помогают сыновья — тоже охотники, рыбаки, немного плотники. В Русскую Миссию он наезжает и правит службу в церкви по большим праздникам. Прихожане больше старики, сами живут бедно, за требы платят кто чем может — кто рыбой, Кто деньгами. На доходы от службы в церкви не проживешь.

Показалась знакомая по прошлому году Русская Миссия. Тот же приметный утес, разбросанные без особого порядка избы, на этот раз почти по крыши заметенные снегом. Подо льдом и снегом нечетко улавливаются берега Юкона, разве что выдает их полоса кустарников или леса.