К востоку от Берингова пролива

С земли на первый взгляд это и вовсе русская деревенька, будто попал куда-нибудь на Северную Двину или Мезень. Рубленные «в лапу» избы и амбары утопают в сугробах. От избы к избе и от домов к реке и к лесу промяты тропки. Посредине, на Холме, небольшая деревянная церковь с желтым куполом И крестом. Немного в стороне, тоже на холме, огороженный частоколом погост.

А вот синие плакаты на стенах домов и амбаров с надписью по-английски: «Хэнзли — в конгресс!» — это уже Америка. Даже не просто Америка, а именно Аляска. Нас сразу же, словно они появились из-за ближайших сугробов, окружает стайка ребят, черноволосых, с плоскими, узкоглазыми лицами. Под скатом крыши на стене дома висят связки вяленой рыбы — юколы. На крыльце парень, длинноволосый, с непокрытой головой, «правит» шкуру бобра: тонким ремешком пришнуривает ее к деревянному обручу для придания шкуре традиционной на Аляске формы круга.

Со свойственной ему пунктуальностью Загоскин отметил, что зимников (домов) в Икогмюте пять, всего жителей — 92, в том числе взрослых мужчин — 22, христиан — двое, а язычников — 90. Что касается занятия жителей, то они состояли «сверх запасения рыбы на собственное продовольствие и продажу на Кускоквим в приготовлении из дерева различной деревянной посуды, а главнейшее — в перекупке пушных промыслов».

За сто тридцать лет многое, конечно, здесь изменилось. Прибавилось домов, хотя количество жителей увеличилось незначительно: нет работы, и молодежь едет искать ее в большие города. Наверное, не осталось больше язычников. Но в то же время, судя по рассказам отца Захара, многих эскимосов, особенно молодых, не назовешь и христианами.

С пронзительным треском, оставляя за собой струй сизого дыма, проносятся две мотонарты. Каждая тянет на буксире сани с железной бочкой. Они направляются на Юкон по воду. Одной из мотонарт управляет стоя преклонных лет эскимоска. Такого транспортного средства во время Загоскина, конечно, не знали, ездили на собаках. Однако сейчас в поселке не осталось ни одной собачьей упряжки..

Относительно «приготовления деревянной посуды» я, правда, не смог толком ничего выяснить. Что же касается рыболовства и пушного промысла, то они и сейчас основной источник существования местного населения. Ни над одной из крыш не видно радиоантенны, а тем более телевизионной антенны. В общем, многое здесь выглядит так же, как и в прошлом веке.

Сначала нас ведут к погосту. Пока идем по поселку, несколько пожилых эскимосов подходят к отцу Захару за благословением. Мужчины при этом снимают шапки. Обнажает голову и пастырь. Он крестит подошедшего, целуется с ним и невнятно произносит какую-то фразу, похоже — на церковно-славянском языке. Некоторые эскимосы прикладываются затем к заскорузлой руке отца Захара.

За покосившимся частоколом из-под снежной целины выглядывают ряды крестов, чаще деревянных, изредка — металлических или каменных. Многие из них наклонились, иные почти совсем упали. Есть кресты очень старые, основательно изъеденные вьюгами. На некоторых еще можно прочитать русские надписи: «Иван Бельков», рядом — «Анна Белькова», потом опять — «Иван Бельков». Видно, несколько поколений жившего на Юконе рода.

Отец Захар впереди нас прокладывает тропку, не смущаясь тем, что снег здесь выше чем по колено. Видимо, кладбище он знает хорошо. То и дело увлекает нас с тропки в сторону, разгребает рукой снег на могильном холме, чтобы показать очень старый, уже упавший крест с едва заметными следами русских букв. И чем больше видишь здесь русских имен и фамилий, тем грустнее становится на душе. Сколько же могил первопроходцев осталось в далекой американской земле! Могил, теперь оказавшихся в чужом краю, забытых и брошенных!

Экскурсия заканчивается осмотром церкви, бревенчатой, рубленной «в лапу», как и большинство строений в поселке. Она тесна и украшена внутри очень скромно. Отец Захар приглашает зайти в алтарь, отделенный от основной части церкви простой тесовой перегородкой. Достает псалтырь, изданный, возможно, еще во времена Русской Америки. К сожалению, начало книги не сохранилось, и установить, где и когда она была напечатана, невозможно. Потом он начинает распевать для нас что-то из церковных песнопений. Поет по-эскимосски, повторяя каждое слово по нескольку раз, и постепенно входит во вкус. Голос его, вначале дребезжащий, тихий, крепнет.

Деликатно покашливая, в дверь заглядывает мистер Ворд. Он уже закончил свои дела, и нам пора возвращаться…

Окно в Америку

Уже побывав на Кенайском полуострове, на Юконе и в других частях Аляски, некогда составлявших Русскую Америку, я понял, что путешествие в эти края, в их историю не может быть полным без знакомства с Охотском, городом и портом на Охотском побережье нашей страны. Долгое время он был «окном» в Новый Свет, единственным портом на единственном тогда пути из России в Америку.