Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века

— Да ведь, ваше родие, мне отсюда виднее, чем с мостика… — оправдывался он. — Вижу, что, значит, лодка не стала еще против ветра, ну и выждал одну минутку… Для вас же старался…

— Дурак! — ворчал командир. — Ну да ладно! — и, махнув безнадежно рукой, уходил к себе в каюту.

Подобные эпизоды не могли, конечно, скрыться от взоров команды и особенно любознательных и все подмечающих воспитанников и не подрывать, следовательно, командирского авторитета. Быть может, так или иначе, это обстоятельство и не осталось без влияния на вызывающее поведение наиболее озорных воспитанников, которых случайно оказалось особенно много в четвертом отделении.

Нарушение дисциплины

Один из них, например, не вышел на аврал (общая судовая работа, обязательная для всех чинов корабля); стоя на вахте за вахтенного начальника, спустился ненадолго в каюту; наконец, вызванный наверх, на отходящую шлюпку, заметил, что воспитанникам грести не полагается, а только сидеть на руле. На полученный же за это выговор ответил: «Странно».

Другой не вышел к подъему флага. За ложное показание отправлен был на салинг (перемычка, деревянная или железная, на верхней части мачты, куда, согласно уставу, сажали за показание провинившихся кадет, не более как на два часа), но исполнить это отказался, предлагая подать на него рапорт. Получив вторичное приказание о том же, спросил: «За что?» — и на ответ: «За ложное показание» — возразил: «Что вы ругаетесь» — и счел себя оскорбленным. Этот протест был поддержан в грубой форме двумя его товарищами, претендовавшими на оскорбление в его лице всех воспитанников. На вопрос: известно ли ему, ушедшему вниз с вахты, что он должен быть наверху, отвечал, и то не сразу: «Известно и не известно».

Третий не вышел к подъему флага и курил, сидя на парусном ящике. На сделанное ему по этому поводу замечание ответил, что берет пример с офицеров.

Четвертый не вышел к подъему флага и на аврал. На приказание вычистить сапоги заметил громко: «Потеха чистить сапоги на лодке»; на замечание же о неуместности такой выходки ответил: «Я не вам сказал».

Возмездие

За эти проступки все виновные были арестованы в карцере, с ограничением пищи, первый на трое суток, остальные на пять суток. Все остальные воспитанники этой смены лишены были увольнения на берег на все время пребывания на лодке, которая не была отпущена в отдельное плавание и должна была впредь оставаться при отряде, под ближайшим надзором его начальника. Последнему командир лодки «Лихач» должен был вместе с тем доносить о поведении своих воспитанников каждые пять дней, о «всяком же возражении и не моментальном исполнении приказаний» — немедленно. Фамилии виновных не были поименованы в приказе.

Если принять во внимание в высшей степени дерзкий характер выходок и то обстоятельство, что они были совершены не детьми, а 19–20-летними юношами, считавшимися уже на действительной службе (с 1 января 1874 года), всего за год до производства в гардемарины, то следует признать наложенные на них наказания более чем умеренными. Легко представить себе, какая участь постигла бы виновных в николаевское время!

Окончание кампании

16 августа все суда отряда собрались на Кронштадтском рейде и после обычного смотра главного командира 20 августа окончили кампанию. «Боярин» сделал в этом году 1874 мили под парусами, а «Лихач» 1010 миль под парами. За время кампании было несколько несчастных случаев с воспитанниками и матросами (травматические повреждения) и утонул один писарь. За лето я все же, в общем, поправился. Правда, работы, особенно физической, было много; бывали, конечно, и неприятности. Но целые дни на воздухе, здоровый спорт, купания и окачивания, наконец, вкусный и питательный стол — все это принесло свои добрые плоды.

Со спуском флага и вымпела началось так называемое «разоружение», то есть оголение мачты и снятие такелажа, свозка в магазины парусов и провизии и тому подобное. Хотя, согласно приказу начальника отряда, и предписывалось командирам судов наблюдать, чтобы воспитанники «принимали в разоружении самое деятельное участие», но фактически эту тяжелую, черную, так сказать, работу производили, конечно, главным образом матросы. Исключение составлял один корвет «Гиляк», где, как я уже упоминал в своем месте, кадеты, вследствие своего численного превосходства, составляли главную рабочую силу. В несколько дней разоружение было окончено, и мы вернулись в училище. А вскоре я уже «на всех парусах» мчался к своим, в Одессу.

День за днем

Наступил последний учебный год. Многие из нас запаслись самодельными табель-календарями, прикрепленными к внутренней стороне крышек от конторок. Ежедневно вечером, после чая, торжественно вычеркивался минувший день, что сопровождалось церемонией наподобие спуска флага. Игралась (на губах, конечно) повестка, затем зоря и, наконец, туш. Подобная церемония происходила одновременно в разных местах ротного зала и производила впечатление действительно как будто чего-то важного.