Училищная жизнь шла своим чередом и, несмотря на такой ежедневный учет времени, тянулась, казалось, безнадежно долго.
«Оно» (то есть превосходительство), как мы стали величать Епанчина после производства его в адмиралы, по-прежнему торжественно шествовало по ротам, классному коридору и другим помещениям, встречаемое дежурными офицерами и воспитанниками. Адмирал медленно двигался, окруженный своей свитой, держа правую руку за бортом сюртука, а левую за спиной. Это была его обычная манера. При встрече с младшими офицерами он подавал им иногда снисходительно два пальца левой руки и имел скверную привычку перевирать фамилии, что делал, по-видимому, нарочито, по небрежности или нежеланию напрячь свою память. Так, увидев дежурного офицера, лейтенанта Клеопина, он говорил: «А, Кляновин!», воспитанника князя Оболенского величал почему-то «Лябонским» и тому подобное.
Адмирал любил время от времени говорить речи перед фронтом всего училища, причем, в зависимости от ее содержания, прибегал то к торжественному тону, то снисходил даже к шуткам.
В день святого Павла Исповедника (6 ноября) училище праздновало свой храмовой праздник, и за несколько дней до этого торжества Епанчин выливал на нас целый фонтан своего красноречия. Изобразить его в связной, последовательной форме довольно мудрено, ограничусь эскизным изложением.
Поздоровавшись с нами, начальник училища останавливался перед серединой фронта в несколько театральной позе и, откашлявшись более для придания солидности своему голосу, начинал ab ovo:
— Высшее морское начальство в постоянном попечении о нашем училище с особым вниманием всегда относилось к нашему училищному празднику. Будет, как всегда, несколько тысяч гостей. Билеты будут разосланы почетным лицам, а также выданы вам для приглашений родственников. Будьте же достойны оказываемого вам доверия и не злоупотребляйте им, как это, к прискорбию моему, имело место, например, в прошлом году. Некоторые воспитанники тогда позволили себе, как вам известно, ввести сюда под видом родственниц неприличных, скажу прямо — уличных женщин… Это позорный поступок! (Голос адмирала зазвучал грозно).
После некоторой паузы начальник продолжал свою речь в прежнем спокойном духе:
— Конечно, такое некрасивое поведение некоторых из ваших товарищей вынуждает нас принять более серьезные меры для ограждения училища от подобных скандалов. Число билетов будет ограничено, и контроль на входе усилен. Надеюсь, что вами же выбранные распорядители, со своей стороны, окажут начальству всемерное содействие в этом отношении. К сожалению, приходится сделать еще одно замечание. Как и прежде, гостям будет предложено обильное даровое угощение. Конфеты, фрукты, лимонад… Ну, и, конечно, достаточное количество невской воды… — добавил адмирал уже в виде шутки. — Но вот что грустно: при выносе в зал подносов со сластями на них бросаются воспитанники младшей роты и нахрапом расхватывают угощение, приготовленное для гостей. И тут я надеюсь главным образом на участие и надзор распорядителей и вообще всех старших товарищей.
Нашим училищным балом открывался столичный зимний сезон. Среди петербургской публики он пользовался известностью и популярностью. Заботливые маменьки вывозили на этот бал целые выводки своих дочек и родственниц, впервые выезжавших в свет. Морская молодежь умела придать своему празднику соответствующую обстановку. Гости веселились напропалую и танцевали до упаду.
Единственный в своем роде зал Морского училища (30 × 20 сажен)[79]
без колонн освещался несколькими газовыми люстрами и многочисленными стеариновыми свечами, размещенными по карнизам и на круглых голландских печах. В глубине зала стояла разборная модель фрегата «Президент» и учебная модель брига «Наварин» в большом масштабе, предназначенная для наглядного обучения морской практике.Танцевали больше всех, конечно, в этом зале, но даже здесь не хватало места для всех желающих. Приходилось устраиваться по соседству, в ротных помещениях, искусно украшенных декорациями работы собственных художников и мастеров. Народу бывало очень много, до шести тысяч человек и больше, так что являлось опасение за целость балок и приходилось принимать специальные меры для ограждения безопасности.
Часов в одиннадцать обыкновенно появлялся в зале генерал-адмирал в сопровождении нашего начальства и своей свиты. Он обходил все помещения, любуясь всеобщим весельем, выпивал стакан вина в отдельной для этого комнате и вскоре уезжал, стараясь не мешать увлекавшейся танцами и флиртом молодежи.
В этом же зале происходили у нас строевые учения и парады под руководством начальника строевой части капитана 1-го ранга Степанова.