Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века

Меня увлекало и самое слово «тайное», уносившее меня в сферу излюбленных мною романов, и я находился еще весь под обаянием прочитанных вещей Лассаля, и мне казалось, что тут-то я найду разрешение томивших меня вопросов; и льстило моему самолюбию оказываемое мне доверие, но, с другой стороны, я плохо понимал цель и значение этого общества, а также не верилось мне, чтобы мы, дети, что-нибудь могли сделать: и я колебался и не давал ответа.

Не дождавшись ответа, Луцкий стал мне рассказывать, что бывшие недавно исключенными воспитанники нашего училища Лутохин, Чарыков и Юрковский (впоследствии Сашка-инженер) устроили собрание знакомых им воспитанников, на котором они и объявили, что организовалось тайное общество с целью ниспровержения правительства и существующего порядка, для того чтобы освободить народ от угнетения, устроить лучшие порядки в России и вывести народ из его тяжкого и бедственного положения, как это было во время великой французской революции, о которой я кое-что знал, да кроме того читал «Историю французского крестьянина» Эркмана и Шатриана[61]

и «Один в поле не воин» Шпильгагена[62]. Далее Луцкий сообщил мне, что это общество между прочим решило привлечь к своему делу воспитанников военно-учебных заведений, что есть уже кружки в артиллерийском, инженерном, Павловском и Константиновском училищах, что и у нас в 1-й и во 2-й ротах уже образовались кружки, а теперь образуется кружок и в нашей роте; что цель образования кружка — устройство общих чтений, самообразование, пропаганда, привлечение новых членов для общества и так далее, что каждый член кружка делает ежемесячные взносы, которые поступают в кассу общества, что делами общества заведуют представители от всех кружков, которые собираются раз в неделю для обсуждения текущих дел, что для решения же более важных вопросов созываются общие собрания из всех членов общества.

Внутренний вид церкви Рождества Иоанна Предтечи при Морском кадетском корпусе

Хотя мои сомнения и не были вполне разрешены его рассказом и убеждением, но на меня подействовало то, что уже образовались кружки в 1-й и во 2-й ротах. Раз, думалось мне, такие взрослые и серьезные люди, как воспитанники 1-й роты, принимают в нем участие, то, очевидно, дело серьезное. А что оно хорошее, в этом я был убежден с самого начала и дал свое согласие Луцкому, хотя и в тот момент ясно не представлял себе, в чем будет состоять этот государственный переворот, ради которого я вступаю в общество, и в чем может состоять наша деятельность.

Когда я дал свое согласие, Луцкий назвал товарищей, уже принятых в кружок. Это были: Луцкий, Паскевич, Кулеш, Уклонский, Воейков, Добровольский[63]

, Брисецкий и еще один или два. Последние четверо вскоре отстали, и мы остались впятером.

Луцкий был гораздо развитее и начитаннее всех нас; он вообще много читал и работал, хорошо говорил и был чрезвычайно смелый, энергичный и предприимчивый малый, а потому являлся главою кружка и был нашим делегатом. Паскевич был совсем юный, в одних летах со мною, Кулеш — несколько постарше, мечтатель и энтузиаст, а Уклонский, в то время лет семнадцати, был своеобразным Рахметовым. Он постоянно производил над собою всевозможные опыты, например, может ли в течение целой недели ничего не есть, кроме черного хлеба, и выдерживал это испытание твердо, хотя худел, бледнел и страдал головными болями; то испытывал, сколько времени простоит на месте, и так далее, хотя все это как-то не вязалось с его хохлацкой ленью и неподвижностью. Он также любил доискиваться до корня вещей и был педантически честен; например, по его мнению, если бы он дал по ошибке честное слово, хотя бы шпиону, молчать, то должен не отступать от этого, и тому подобное. В двух других ротах были кружки человек по 6–7, так что в общем во всем училище было человек 17–20. В кружке 1-й роты были между прочими Суханов и Салтыков.

Самообразовательная часть нашей деятельности пошла довольно недурно. Мы каждый вечер устраивали общие чтения в роте, на которые приходили кроме нас и другие товарищи послушать, так что иногда собиралось человек 15–20. Читались: Лассаль «Положение рабочего класса», Флеровский, Чернышевский и прочее. Пояснял прочитанное Луцкий, вызывая и направляя дебаты. Помимо общих чтений мы под руководством того же Луцкого составили небольшую библиотеку, и все пятеро усердно принялись за чтение. Густава Эмара и Майн Рида заменили книги по естественным наукам и истории, а из беллетристики Эркман-Шатриан, Михайлов и другие. Мы также мечтали оставить училище и поступить в университет.