Кадиш по Розочке

Другого выхода не было, и пришлось Алекснянскому ехать в Москву. Додик, теперь уже Давид Юделевич, остался на хозяйстве, которое становилось все сложнее и сложнее. Несмотря на то, что хозяйство в советской стране называлось плановым, все планы летели к той самой матери, стоило им столкнуться с жизнью. Поставщики срывали все сроки поставок. Магазины требовали продукцию, которой всегда не хватало. Поезда ходили не по расписанию, а так, как им удобно. Постоянные проволочки рождали неразбериху. При этом, каждый старался свалить ответственность за неразбериху на другого.

Додик с утра до вечера мотался по городу, ругался по телефону с десятками людей, решал конфликты между рабочими, между рабочими и администрацией, выслушивал длинные доклады бухгалтера, общался с какими-то проверяющими, заверяющими, уверяющими и тому подобными непонятными людьми с грозными бумажками в карманах. За две недели, что тесть был в отлучке, он измучился, как за целый год. Но всему приходит конец.

В начале февраля двадцать третьего года в кабинет Давида ввалился донельзя довольный тесть. Он был в своем довоенном «роскошном» пальто и шляпе-котелке. Его обычно гладко выбритые щеки покрывала двухдневная щетина. Глаза, хоть и красные от усталости, смотрели хитро и весело, как в день, когда они впервые встретились у дома бабушки.

– Ну, что, Додик, старик Алекснянский еще кое-что может, – ухмыльнулся он, развалившись в кресле напротив хозяина кабинета.

– Все вышло?

– Не просто «вышло» – мы теперь что-то вроде поставщиков двора Его императорского величества! Будем шить на наркомат иностранных дел. Нам выделяются деньги на закупку оборудования, на закупку сырья, на изготовление продукции для посольских работников.

– Каких работников?

– Посольских. Россия больше не в изоляции. Устанавливаются связи с Германией, Прибалтикой, Италией и другими странами. Будем обшивать представителей Страны Советов, именуемой СССР.

– Ух, – только и выдохнул Додик.

– Вот тебе и «ух». Это не все. Помнишь, я говорил про экспортную продукцию? Это тоже можно попробовать. Только представь, какие там возможности! Нам на это дано официальное разрешение.

– А деньги? Это же потребует вложений, – прервал его Давид.

– Дадут. Столько, сколько надо дадут. Похоже, там, у Советов, тоже встречаются вменяемые люди. Я им все объяснил. Где надо подмазал, и… все вышло, как должно было быть. Давай-ка прикинь объем вложений, что покупать, как привозить. Давай, мой мальчик.

– Какие у нас сроки?

– Чем скорее, тем лучше. Деньги будут к марту. Хорошо бы к этому времени знать, куда их потратить. Кстати, твое жалование возрастает в три раза. Потому лавочку лучше прикрыть. Тем более, что остатки обмундирования ты уже переработал. Внимание к нам будет самое пристальное и не всегда доброжелательное. Нужно быть очень осторожным.

– Слушай, – продолжил тесть, хитро прищурив глаз. – А у тебя нет коньячку или чего-нибудь этакого?

Коньяка у Додика не водилось, но какая-то настойка нашлась. Он разлили по рюмкам, нарезали принесенный из столовой огурец.

– Ну, что, Додик, – поднял рюмку Алекснянский. – За удачу! Лехаим!

– За удачу!

Глава 12. Белые дни и черные дни

Вдоль длинного стеллажа с самыми разными мешками, ящиками, пакетами шли двое мужчин. Такими стеллажами, а то и просто штабелями было уставлено все гигантское помещение таможенного склада. Оба таможенника были одеты в полувоенные шинели. Правда, первый, постарше, был в шляпе-котелке, не особенно вязавшейся к фасону пальто, а второй, помоложе, шел с непокрытой головой. Они внимательно сверяли соответствие наименования продукта в ведомости и по факту. Удостоверившись, что в ящиках, действительно, то, что значится, старший ставил знак в бумаге, а младший накладывал печать на ящик или мешок. Какие-то мешки или ящики вскрывали и досматривали особенно пристально. Почему? Да, кто же поймет логику государственного человека в стране советов?

– Ну, здесь можно и не досматривать – устало проговорил старший таможенник.

– Это почему же? – недовольно спросил младший.

– Видишь же, печать стоит: «Досмотрено. Алекснянский». Мы такие сразу пропускаем.

– А кто такой Алекснянский? Я у нас такого не знаю. И за что же ему такая льгота?

– Эх, молодой еще, – вздохнул мужчина в котелке – Я здесь еще при царе служил. Если Алекснянский сказал, что запрещенного нет, значит – нет. Не лень, так досматривай. А я дальше пойду.

– Да, я так – смутился молодой таможенник – Если не надо, так мне же лучше. Вот сургучом заклею, печати поставлю и ладно.

С этим рядом покончили быстро. Изрядные по размеру и плотно заполненные мешки с товаром получили пропуск в Европу.

– А все-таки, Алексей Антонович, кто такой этот Алекснянский?

– Директор фабрики из Гомеля.

– И что это у него за фабрика такая необыкновенная?