Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Для сюжета нашей книги большой интерес вызывает рассказ Г. Ф. Николаева о Викторе Конецком, резко и прямо выступившем на встрече в Обкоме партии с так называемым «активом» Ленинградской писательской организации 28 марта 1978 г. Вел его всесильный 1-й секретарь Обкома Г. В. Романов. «Целью этого чисто ритуального мероприятия было показать, кто здесь хозяин. Ну и заслушать самоотчеты о проделанной работе, своего рода рапорты о достижениях. И конечно же, дать партийное напутствие, благословить писателей Ленинграда на новые творческие свершения». Выступивший Конецкий «…звенящим голосом, сильно грассируя, долбал цензуру вообще, а ленинградскую в особенности, заодно с ней и обкомовских стражей, работающих в одной упряжке с цензурой и, повернувшись к Холопову, сказал примерно следующее: вот только что выступал главный редактор “Звезды” и ни единым словом не обмолвился о самом больном, о том, что цензура ему жить не дает, давит, душит. А почему не обмолвился? Да потому, что скажи он про цензуру, вы его сегодня же снимете с работы. Я сейчас готовлю для “Звезды” новую повесть и не уверен, что ее пропустят. Вот главное, о чем надо говорить». Разразился скандал. Конецкому указано на «неправильное поведение».

* * *

Конечно же, «Звезда» не была исключением: и другие «толстые» литературные журналы контролировались очень жестко, особенно «Новый мир» в эпоху Твардовского. Но «Звезде» позволено было еще меньше, чем ее столичным собратам: мрачная тень 1946 года, нависшая над ней, не рассеивалась в течение сорока последующих лет.

«Нева»

Власти смилостивились лишь в начале «оттепели», позволив в 1955 г. преобразовать выходивший до этого «Ленинградский альманах» во второй «толстый» литературный журнал Ленинграда. Его сотрудники, знавшие редакционную кухню изнутри, оставили ряд ценнейших свидетельств о том, в каких условиях приходилось издавать журнал[174].

Началось с неудачной попытки «Невы» впервые опубликовать перевод романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол». Судьба его в СССР вообще складывалась драматически (помнится, в свое время у нас ходила такая шутка: «Обком

звонит в колокол»). «Обком», и верно, зазвонил, и даже рангом повыше — в Управлении агитации и пропаганды ЦК партии, когда в 1940 г. роман решил напечатать журнал «Интернациональная литература» Управление тогда сообщало Жданову: «<…> совершенно неприемлемо, в искаженном виде изображает Хемингуэй коммунистов. В романе действует под собственным именем Андре Марти, который изображен жестоким, ограниченным человеком, приносящим вред делу борьбы испанского народа. Журналист Карков с его цинизмом и аморальностью представлен Хемингуэем как выразитель коммунистической идеологии. В противовес коммунистам герой романа, американский журналист Роберт Джордан, республиканец, верующий в свободу, равенство и братство, жертвующий жизнью своей за свободу испанского народа, наделен Хемингуэем чертами моральной чистоты и благородства. Идейный смысл романа “По ком звонит колокол” заключается в стремлении показать моральное превосходство буржуазно-демократической идеологии над идеологией коммунистической; поэтому, несмотря на то, что роман написан с сочувствием делу борьбы испанского народа против фашизма, печатать его нельз я»[175].

Упоминаемый в документе Андре Марти (1886–1956) — французский коммунист, один из виднейших деятелей французской компартии. Во время Гражданской войны в Испании — генеральный комиссар интербригад. В 1953 г., уже после смерти Сталина, исключен из партии и предан анафеме за «несогласие с руководством, фракционную деятельность и подрыв авторитета Мориса Тореза». Недавно стало известно, что именно по доносу Марти был арестован в 1938 г. Михаил Кольцов (расстрелян в 1940-м); нужно иметь также в виду, что его имя, в связи с этим, вообще не должно упоминаться в печати, пусть и под прозрачным псевдонимом.

Значительнейший роман Хемингуэя не мог увидеть света в СССР даже в годы оттепели. Три, по крайней мере, последующие попытки публикации русского перевода, предпринятые «Невой», «Новым миром» и «Иностранной литературой», были пресечены на самом верху — в ЦК КПСС. Запрет был наложен самой «Пасионарией» — Долорес Ибаррури, увидевшей в нем поклеп на деятелей Республиканской армии. В «Записке Отдела культуры ЦК КПСС», датируемой 25 января, 1958 г., говорилось: «Переводчики и близкие к ним люди настойчиво рекомендовали издательствам роман Хемингуэя “По ком звонит колокол”, описывающий события 1936–1938 годов в Испании с позиций, враждебных прогрессивным силам»[176].