Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

В данный момент весь вопрос заключается именно в преодолении бессюжетного танца. Выразительный танец мыслится нами прежде всего как сюжетная пантомима, которая, в отличие от простой драматической пантомимы, не только разыгрывается, но и танцуется. Сплошной, «чистый» танец, мотивированный действием (скажем, уличная бытовая или этнографическая сценка), чередуется с хореографическим речитативом — своеобразной ритмизованной пантомимой. Разумеется, не вычурно-нелепой старой оперной пантомимой, но искусством современного урбанистического жеста, театрально подчеркнутого, положенного на музыку и танцевально преломленного. Если прибегнуть к аналогии, хореографический речитатив, примерно, так относится к обычному мимическому жесту, как пение к декламации или как стихотворение к прозаической речи. Элементы подобного движения мы могли найти в танцевальном действии «Пульчинеллы»[375]

, если устранить неизбежную там стилизацию под итальянскую импровизованную комедию.

Таким образом, театр хореографической пантомимы не дублирует драматический театр: это — две совершенно самостоятельные формы сценической выразительности. В театре танцевальной драмы действие ритмизовано и идет на музыке; этим срезается выход на дорогу фотографического натурализма[376]

.

Речь шла, таким образом, о новой хореографии, но никак не о замене хореографии пантомимой. Эта чрезвычайно сложная задача по разным причинам оказалась не под силу советским хореографам первой половины XX века. Они пошли по пути наименьшего, в политическом и эстетическом отношении, сопротивления, воспользовавшись концепцией социалистического реализма, которая в начале 1930-х годов была объявлена официальным и единственно верным ориентиром советских деятелей литературы и искусства. Во всех видах искусства от музыки до архитектуры социалистический реализм породил, помимо прочего, эстетику литературоцентризма — стремление к созданию произведений искусства, без труда «читаемых», то есть переводимых в слово, советскими гражданами, которых предстояло окультуривать и воспитывать в социалистическом духе. Применительно к сценическим жанрам искусства, в том числе к балету, ответ был найден в «системе Станиславского», о содержании которой можно было и не знать: достаточно было на нее ссылаться как на символ веры.

Нет сомнений, что советский драмбалет был создан из благих побуждений, из желания приблизить балетные постановки к жизни, расширить возможности хореографического языка. Подводя итоги своей карьеры, один из родоначальников, ярых приверженцев, теоретиков и практиков драмбалета Р. В. Захаров так интерпретировал свой путь к драматическому балету: