Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Аналогичную, но гораздо более гомогенную эволюцию прошло отношение советских хореографов к современному западному бытовому танцу, на протяжении десятилетий остававшемуся объектом поклонения советской молодежи и бессильной ярости советских бюрократов от партии, комсомола и культуры.

Приключения в Институте культуры

С 1970 года моя мама работала в Челябинском государственном институте культуры, еще довольно долго совмещая заведование кафедрой хореографии с прежней репетиторской деятельностью в театре оперы и балета. Сам институт возник в 1968 году на волне открытия вузов для подготовки кадров художественной самодеятельности. Челябинский институт культуры, как и его аналоги по всему СССР, создание которых растянулось с начала 1960-х на долгие годы, должен был выпускать руководителей музыкальных, вокальных, театральных и хореографических самодеятельных коллективов, а также режиссеров клубных массовых мероприятий, больше известных советской публике как «массовики-затейники».

В институте я бывал нечасто, но в памяти он ассоциируется у меня исключительно с праздничным настроением. И неудивительно: я приходил туда либо на отчетные концерты, либо для участия в ноябрьской или, чаще, первомайской демонстрации. Демонстрации я любил: им предшествовал сбор в институте культуры, который растягивался часа на два. Дети сотрудников все это время могли смотреть мультфильмы в актовом зале. Для непосвященных должен сказать, что в советское время это была невероятная роскошь. В кинотеатрах перед показом художественного фильма крутили или документальные репортажи, или сатирическую передачу «Фитиль», или, если повезет, 15-минутный мультик. По телевидению больше одного короткого мультфильма за день увидеть было практически невозможно. А тут — мультик за мультиком, штук десять подряд!

Пока дети наслаждались просмотром мультфильмов, взрослые «поздравлялись» на кафедрах, заряжались горячительным и закусками перед долгим пребыванием на улице. И на годовщину Октябрьской революции, и на 1 Мая приходилось не самое теплое время года, тем более в Челябинске, где снег ложился, как правило, в начале ноября, а сходил в апреле, так что 1 мая травка еще едва пробивалась, а деревья стояли без листвы. А демонстрация длилась долго. Хотя расстояние от института культуры до площади Революции — конечной цели демонстраций — без труда может быть преодолено за 10–15 минут, движение колонны института культуры растягивалось на два-три часа. Маршрут был сложный, многие улицы перекрывались, проходы охранялись милицией, и приходилось бесконечно долго ждать своей очереди, пропуская другие колонны.

Но демонстрация была делом совсем не скучным, и не только с точки зрения ребенка. Праздничное настроение поддерживалось как обилием флагов и разноцветных воздушных шаров, так и песнями с танцами во время остановок. Институтским сотрудникам, профессиональным «затейникам», да еще под винными парами, куража и юмора было не занимать. Частушки лились как из рога изобилия, причем иногда рискованного свойства. Помню как профессор-фольклорист Александр Иванович, который и сагитировал маму на переход в институт культуры, с молодой женой распевал на демонстрации куплеты, переделанные из популярной советской песни «Мы на лодочке катались…»:

А декан говорит: «Твою мать, говорит,

Твою мать, говорит, я вызову.Твоя мать, говорит, твоя мать, говорит,Придет ко мне по вызову».

Наконец, добирались до площади. На здравицы в честь компартии, государства и трудящихся всех мастей, лившиеся на фоне бравурной музыки из громкоговорителей, разгоряченная толпа дружно орала «Ура!», махала начальству на трибунах под памятником Ленину. Колонны демонстрантов проходили еще два обязательных квартала по проспекту Ленина, до перекрестка с улицей Свободы, и рассыпались по домам, дворам и подворотням, чтобы продолжить праздник в неформальной обстановке.

В доме на перекрестке Ленина и Свободы жила наша семья, так что театральные, а затем институтские друзья-знакомые по традиции забегали к нам «согреться», иногда — до позднего вечера. В общем, было весело.

Помню несколько капустников, новогодних или к юбилею творческой деятельности мамы, середины 1970-х годов. Кое-что увиденное мною тогда я затем использовал в студенческом репертуаре первоапрельских юморин, о которых речь пойдет в свой черед.

Помню отчетный концерт первого маминого выпуска в 1972 году. Первые выпускники — они, наверное, всегда запоминаются как лучшие из лучших. Но для моей мамы это убеждение — не просто психологическая аберрация. Постаревшие, поседевшие и полысевшие, они до сих пор периодически собираются в Челябинске, причем непременно в квартире моих родителей, к большой радости и гордости последних. Воспоминаниям, шуткам и смеху на этих встречах нет конца. Я родителям в этом смысле по-доброму завидую: у меня таких студенческих выпусков нет, несмотря на 25 лет работы в университете.