Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

В коллективе у Натальи Николаевны были в основном ребята и девчата с ЧТЗ всяких специальностей: и токари, и слесари, и инженеры. И вот она всегда ждала вечера, чтобы встретиться с нами (4 раза в неделю). Говорила: «Я понимаю, что вы устали после трудового дня» — но какие-то магические слова всегда находила, и мы забывали об усталости, включались в трудные танцевальные ритмы и оттачивали уже поставленные или новые танцы[936]

.

По воспоминаниям ее воспитанников, общалась она с ними мягко, рассказывала много и захватывающе интересно. Вопреки ее письменному заверению в статье начала 1950-х годов об успешном «глубоком изучении исторических постановлений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам» в своем коллективе[937]

В. Карачинцев наличие какой-либо «политучебы» уверенно отрицает:

Я был у Натальи Николаевны с [19]53 года по [19]58, у нас политзанятий — никаких. […] Нет, таких занятий — таких занятий не проводили. […] В основном мы слушали, открыв рот, Карташову. Она могла очень хорошо нам рассказать о чем-то. От нее мы получали информацию. Я очень сильно сомневаюсь… что от Веры Ивановны получали[938]

.

В. И. Бондарева, по его представлениям и по тому, что он слышал от ее воспитанников, времени на рассказы не теряла, общалась жестко, на повышенных тонах. В. П. Карачинцев видит в этом одну из причин недовольства некоторых «карташовцев» новым руководителем. Это противоречит свидетельству Н. В. Седовой о том, что В. И. Бондарева была редким постановщиком, умевшим разговаривать с танцовщиками[939]

. Стиль общения В. И. Бондаревой с участниками ансамбля отличался, видимо, большей, чем у Н. Н. Карташовой, ориентацией на дисциплину и профессионализм как главные добродетели и залог успеха. А успех, особенно на первых порах пребывания в Челябинске, казался ей единственным гарантом выживания в обстановке настороженного — вплоть до открытого недоброжелательства и неприятия — отношения к новому руководителю со стороны коллектива:

…я проверяю белье. У меня как закон. «Поднимите юбки!» Надели ли концертные трусики, надели ли то, то другое? Это было у меня как воды напиться. У парней — надели ли плавки? Я говорю: «Снимите трусики! Я посмотреть должна». Вот. Я боялась, за все боялась… Их коробило всех. А я была жестокая. Я здесь очень жестокие правила устраивала. Вот… Я им скрутила все рога… А потом я говорю: «Можете меня ненавидеть, можете меня презирать, можете… считать меня диктатором… — потом вы будете благодарны». Я их научила, как одеваться, как гримироваться[940].

Однако противопоставлять отношение двух руководительниц тракторозаводских танцоров к своим подопечным как «материнское» и «диктаторское» было бы ошибкой. У Н. Н. Карташовой на занятиях царила железная дисциплина, а В. И. Бондарева, при внешней ультимативной строгости, учитывала человеческое измерение даже в подборе исполнителей в номера. О причинах привязанности участников «Самоцветов», насчитывавших более 70 человек, к своему коллективу она выразилась так: