Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

И магнитогорцы приехали: пять девочек. Из-за меня: они не могли, они приехали за мной. Жили у меня. Я их устроила в культпросвет. Открыли — [19]63 год — хореографическое отделение. Они стали студентами этого отделения. Потом они все побросали. Они все уехали домой. Так сложилась жизнь. К одной приехал жених, к другой… Но самое главное — первое-то начало они меня поддержали[944].

Восторженное отношение к «родному» руководителю иногда рождало его неадекватно завышенную оценку, которая воспроизводилась и десятилетия спустя после ухода из самодеятельного коллектива. Иногда она могла драпироваться в одеяния большого жизненного и профессионального опыта, как у В. П. Карачинцева:

…теперь, когда я поработал с такими балетмейстерами, как Илья Слуцкер, Григорий Гальперин, Виктор Копылов, Виктор Модзалевский, смело могу поставить Наталью Николаевну в один ряд с такими мэтрами народной хореографии, как Надежда Сергеевна Надеждина, Татьяна Алексеевна Устинова, Ольга Николаевна Князева (они даже и внешне чем-то похожи)[945]

.

В других случаях, как у И. Крыловой, бывшей ученицей В. И. Бондаревой, высокое позиционирование учительницы представляется более инфантильным и исходящим из давнишнего опыта:

Есть репетиторы, несомненно, технически грамотные, есть люди, умеющие создавать схему танца. А вот мастеров, которые могут соединить все это вместе и создать живой танец, — единицы. Вера Ивановна именно такой мастер. Ее имя по праву стоит в одном ряду с такими великими фигурами, как Игорь Моисеев и Майя Плисецкая[946].

На «материнскую» заботу руководительницы ее воспитанники отвечали «сыновней» и «дочерней» заботой о ней, пытаясь, например, в гастрольных поездках не тревожить ее нарушениями спартанского режима дня и раннего «отбоя». При этом соблюдение правил могло не исполняться, а имитироваться:

Было очень много правительственных концертов, когда приглашали со всех уголков нашей страны самодеятельные коллективы. Разумеется, вызывали раньше в Москву, поселяли такую массу народа или на ВДНХ, или в других гостиничных комплексах. Естественно, был установлен распорядок дня. Отбой в 23.00, и Наталья Николаевна любила делать обходы, смотреть, горит или не горит свет в номере (через дверь). Всегда беспокоилась о нас. Но молодость! Кому хочется засыпать в 23.00. Столько впечатлений за день, хочется поделиться друг с другом. Мы Наталью Николаевну очень любили и, чтобы она была спокойна, забаррикадировали щели в дверях ковриками. Она пройдет — света нет, тогда уходила в свой номер спокойная, что ее ребята спят[947].

Порой, правда, имитация участниками коллектива подчинения правилам могла обернуться полной противоположностью — имитацией опасностей, которых постоянно с тревогой ожидали руководители в зарубежных турне. Так, В. И. Бондареву на протяжении всей поездки по Америке в 1979 году не покидало чувство тревоги, замешанное на ответственности за своих подопечных и на советских клише об опасностях пребывания в капиталистической стране. Ей везде мерещились потенциальные провокации и происки спецслужб.

Согласно дневнику В. И. Бондаревой, в гостиницах ей и ее танцорам все время что-то подбрасывали и каким-либо способом провоцировали: