Ледяной ком в груди таял, и слезы потекли по щекам. Уехал. Больше я его никогда не увижу. Не услышу его шагов на лестнице, не почувствую сложный запах одеколона, не увижу улыбку в голубых глазах. Прикончив чай одним махом, я зажмурилась и мотнула головой. Почему я так ничего и не сказала?
Вытерев щеки, я поднялась, посмотрела на Мэриан с Франтиком, которые дружно доедали остатки картофеля с говяжьими котлетами, и поплелась на кухню, едва переставляя ноги. Взяв из холодильного шкафа миску с остатками мороженого, воткнула в середину две столовые ложки и прихватила банку вишневого варенья. Мэриан такой сервис вполне устроил.
В таверну вошел рен Кухт и опустился на стул рядом с дочкой.
— Улетел наш дракон, — вздохнул он, комкая в руках шляпу. — И с ним — все надежды. Ну, ничего. На дракона надейся, а сам не плошай. Вот думаю, может, начать страусов разводить? Видела, какие перья на шляпе у герены? Сделаем тебе не хуже, доча! И серьгу до плеча, а то и ниже. Возьму тебя с собой в Куртюпки на торговый съезд, там куча потенциальных женихов. Пусть не драконы, но…
— А дракон хоть нормально расплатился? — поинтересовался Франтик. — Мешочек вроде пухлый, но вдруг там одни медяки.
Я вернулась к стойке, взяла мешочек и пошла на кухню, не желая больше ни с кем разговаривать. Пусть бы уже доели и ушли. Потянув за ленточку, я вытряхнула содержимое на дубовую столешницу. Золотые монеты звонко рассыпались по столу, покатились, падая на пол.
Через черный ход вошел Виктор, уставился на золото, на меня.
— Уехал, — всхлипнула я. — Он уехал!
Виктор быстро подошел ко мне, неловко обнял за плечи, и я зарыдала, уткнувшись ему в грудь.
— Катюша, хорошая моя, что ты так убиваешься, — бормотал он, гладя меня по голове. — У тебя же вся жизнь впереди. Найдем мы тебе нормального жениха. Не нравится Саня — не надо. Другой будет. Дракон — что дракон? Главное, чтоб человек был хороший. Ты же такая молоденькая. Кстати, когда у тебя там день рождения?
— Ты не понимаешь! — воскликнула я, отталкивая его. — Что, если я больше никого не полюблю? Что, если больше никогда?
— Скажешь тоже, — фыркнул Виктор.
— А вдруг я как мама? — выпалила я, размазав по лицу слезы. — Вдруг я могу полюбить только раз?
Виктор побледнел, оперся о столешницу, будто у него вдруг ноги подкосились, и опустился на лавку.
— Только раз? – прошептал он.
— Вдруг в моей жизни тоже может быть только одна любовь? — в запале продолжила я. — Но мама хотя бы раз была со своим единственным, а я, дура, его оттолкнула! Лучше бы тоже… А так и останусь одна на всю жизнь!
— Катя… Дочка… — пробормотал Виктор.
Он выглядел таким растерянным, что я почувствовала себя виноватой. Развела тут слякоть.
— Прости, — пробормотала я. — Все, истерика закончилась.
Глянув в окно, я увидела голубые трусы, болтающиеся на бельевой веревке, и заплакала еще горше.
— Трусы забыыыыл, — подвывала я, и Виктор снова обнял меня, гладя по голове как ребенка.
— Катя, родная моя… Может, он еще вернется, — пробормотал он, и когда я подняла к нему зареванное лицо, пояснил: — Примета такая.
17.3
Экипаж трясло на дороге, и Гарри бросало из стороны в сторону, точно он плыл на лодке в шторм. Кэти собрала ему вещи и выставила вон. Как будто между ними ничего не было. Как будто он для нее пустое место. Как будто все эти улыбки, взгляды, разговоры ничего не значили.
— Не представляю, милый, как ты тут продержался столько дней, — посочувствовала Руальда, которая сидела напротив.
Ссылка закончилась куда быстрее, чем он предполагал. Владыка простил его. Однако думать об этом не получалось. Гарри кипел точно чайник, который забыли на огне, и крышечка так и дребезжала. Счастливого пути, герен Шпифонтейн. Вот и все, что ему досталось. Как будто он обычный постоялец. Заплатил по счету — свободен. Приедет следующий.
— Такое уродство, — пренебрежительно скривила губы Руальда, глядя в окошко.
— Ты о чем?
— Флюгер на крыше. У лошади задница больше чем у той толстушки, с которой ты собирался в театр. Тебя что, заставили пытками?
— Вообще-то Мэриан довольно милая, — ответил Гарри.
Руальда закатила глаза и покачала головой, так что перья на ее шляпке замотались туда-сюда.
Они все там по-своему милые: и угрюмый Виктор, и писклявый Франтик, и рен Кухт со своей безграничной любовью к дочери. Кроме Ксандра. Ксандр ему не нравится.
Толком не попрощался ни с кем. И с Кэти… Экипаж снова тряхнуло, и Гарри стукнулся затылком, на котором и без того осталась болезненная шишка.
— Ты в порядке, дорогой? — прощебетала Руальда, когда он зашипел от боли, щупая голову. — Знаешь, ты мог бы сказать мне спасибо.
— Спасибо? — повторил Гарри.
— Мне пришлось уговаривать Владыку, — пояснила она. — Практически умолять.
— Не стоило утруждаться.
— Стоило, — возразила она. — Знаешь, когда ты уехал, я вдруг поняла, как долго мы уже вместе.
Гарри задумался. По правде сказать, он вообще не считал, что они вместе. Да, он иногда бывал в ее спальне, как и у некоторых других женщин…