Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Но чем же тогда объяснить неприятное ощущение в моем животе?

* * *

В неделю до обсуждения в церкви крайне щепетильного для многих религиозных людей вопроса мы с родителями не слишком много общались. Мы, надо сказать, вообще все чаще ссорились. Иногда по важным вопросам. Например, я очень старался убедить маму с папой переехать в квартиру поменьше и поближе к городу; оба эти предложения приводили их в ужас. Однако худшие и самые всепоглощающие споры касались самых тривиальных вещей: бытовых проблем, брошенных ненароком слов, пустяшных неудач. Сначала они были ерундовые, потом постепенно росли и крепли – пропорционально тому, какой хворост мы в них подкидывали.

К чести моих родителей, они не сдавались, не отступали ни на дюйм. Папа мой – в прошлом офицер корейской армии, а многие качества корейского офицера – гордость, великодушие, дисциплина, – судя по всему, имеют один общий корень: непоколебимую веру в то, что называют человеческим достоинством. А маму воспитывал отец-феминист, который еще в детстве прочел ей книгу «Второй пол» в переводе и настойчиво призывал дочь ставить на первое место профессиональную самореализацию, а не замужество. Короче говоря, родители мои не были намерены серьезно воспринимать чушь, которую нес их единственный сын.

С друзьями динамика была похожей. Большинство из них уже несколько лет занимались карьерой, и у многих имелись долгосрочные романтические партнеры, которые ждали их вечером в роскошном арендованном жилище. Я чувствовал себя в их компании каким-то пацаном-переростком. Последние пять лет я провел за границей, в основном читая умные книги, и ради чего? По этой и ряду других причин я очень близко к сердцу принимал даже незлые колкости и брошенные ненароком комментарии – побочные продукты подшучиваний, обычных в среде друзей, – и затевал споры по любому поводу, начиная с политики и заканчивая мелкими личными обидами. Друзья даже не пытались меня утешать и не проявляли ко мне ни малейшего снисхождения. Мы отлично знали, кто чего стоит, и всегда оценивали друг друга по заслугам.

Как-то раз производитель стирального порошка Finish заказал исследование о мытье посуды в США[155]. Опрос показал, что шесть из десяти респондентов во время этого занятия испытывают стресс, а три четверти из них предварительно споласкивают посуду. Но самые интересные данные касались бытовых ссор. Среднее американское домохозяйство сообщало о двухстах семнадцати ссорах в год, связанных с мытьем посуды, – это восемнадцать в месяц. В основном люди спорили о том, кто должен доставать чистую посуду из посудомоечной машины, но нередко также орали друг на друга из-за тарелок, замоченных в раковине.

В общем, результаты опроса выявили и подчеркнули то, что мы все и так подспудно знаем.

1. Что чаще всего мы спорим с самыми близкими людьми.

2. Что ссоры часто возникают из-за пустяков.

И то и другое, надо признать, довольно странно. Как известно, в литературе о переговорах один из самых частых советов – найти что-то общее

между сторонами. Даже если оно будет совсем тривиальным – «Слушай, мы же с тобой оба люди» или «В обеих наших культурах любят хумус», – само признание данного факта может резко изменить подход спорщиков; по крайней мере, так утверждают эксперты. А другой распространенный совет таков: нужно разбить большое разногласие на мелкие части. Это позволит снизить ставки обсуждения и обеспечит управляемость спора.

Однако, судя по всему, в личных спорах эти советы не работают. Кому нужно находить что-то общее с друзьями, близкими родственниками или любимыми либо стараться наладить с ними связь на более личностном уровне? Это изначально заложено в такие отношения. Да и разбивание ссоры по поводу домашних дел на отдельные части тоже ничего не даст – разве бывают в мире проблемы проще бытовых? По сути, именно комбинация близости и низких ставок часто приводит к тому, что бытовые споры трудно разрешить.

Споря и ссорясь с родителями из-за пустяков, я мог позволить себе такую беспечность. Что я, собственно, и делал. Родной дом давал мне самоуверенность, из-за которой я отбрасывал все, что узнал за десятилетия участия в дебатах, и позволял себе не слишком думать о том, что говорю и как. В целом для психики человека это очень хорошо. Но это ведет к ошибкам, недопониманию и обидам. А еще, вступая в спор с родителями, я был практически уверен, что смогу закончить его быстро и непременно в свою пользу. Поэтому не слишком обращал внимание на мнение другой стороны и быстро выходил из себя, если мне не уступали. Разве подобные условия могут не вести к воплям и скандалам?

В этом-то и состоит трагедия «ссоры из-за грязной посуды» – назовем ее так. Если бы ее участники меньше любили друг друга или если бы спор касался более важного вопроса, то он, скорее всего, был бы менее болезненным.