Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Так Морган перешел от подробностей собственного опыта к более общему принципу. Заканчивалась его речь мольбой оратора к выпускникам сделать все, что в их силах, чтобы «исключить возможность провала демократии».

А пять дней спустя в том же театре перед выпускниками предстал Дюбуа. Он выбрал темой для выступления фигуру бывшего президента Конфедерации Джефферсона Дэвиса, которого описал как «своеобразного защитника народа, борющегося за свободу ради того, чтобы другой народ был ее лишен»[53]. Дюбуа описал Дэвиса не просто как человека, а как воплощение национального противоречия.

Утверждение, что какая-то нация стоит на пути цивилизации, чревато противоречиями в терминах и отображает систему людской культуры, принцип которой – подъем одной расы на руинах другой – есть фарс и ложь. И все же репрезентацией именно этого типа цивилизации был Джефферсон Дэвис.

С этой точки зрения Дюбуа в своей речи пошел в направлении, прямо противоположном направлению Моргана. Он через биографию известного лидера Конфедеративных Штатов Америки представил отвлеченные концепции. Аудитория приняла его речь на ура. Один профессор написал в вашингтонском периодическом издании: «Дюбуа, цветной оратор на взлете своей карьеры, выбил десятку одним ударом. Все, с кем я разговаривал, согласны с тем, что он стал звездой торжественного мероприятия»[54].

* * *

Прогуливаясь напоследок по двору перед летними каникулами лучезарным пятничным утром, пока садовники устанавливали большую сцену у Мемориальной церкви, я обнаружил, что постоянно возвращаюсь мыслями к особому достижению тех двух парней в далеком 1890-м. Скорее всего, когда они выходили на сцену, ничего особенно впечатляющего в них никто не видел. Морган был невысоким широкоплечим парнем; у Дюбуа были тоненькие аккуратные усики. С последних рядов театра они, должно быть, казались малюсенькими, не крупнее большого пальца руки. Но потом удаленная фигурка начинала говорить и словно вырастала на глазах у изумленного зрителя до неимоверных размеров.

В будущем обоих ждала блестящая карьера. Клемент Морган прошел стажировку в Гарвардской школе права, затем работал адвокатом по гражданским правам и занимался политикой на местном уровне. Дюбуа стал первым темнокожим, получившим докторскую степень в Гарварде, и помогал сформировать Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения.

Накануне выпуска из университета эти молодые люди стояли только на пороге своей карьеры, но сумели доказать людям свою правоту. Морган и Дюбуа появились в Гарварде во времена, когда звезда риторики уже закатывалась и по всей стране ее место в университетских учебных программах занимали уроки письма. Эти двое старались оставить свой след благодаря красноречию – хотя ораторское искусство уже привычно подвергалось нападкам и отвергалось как ненужное. Поступая так, Морган и Дюбуа продолжали традицию риторики, которую тысячелетиями критиковали и высмеивали, но которая так и не пала под ударами недоброжелателей.

За несколько дней до этого я узнал, что мы с Фанеле как лучшая университетская команда будем представлять Гарвард в декабре на чемпионате мира по дебатам среди университетов в малайзийском Куала-Лумпуре. И эта перспектива меня, признаться, здорово тревожила; у меня уже вызывали дрожь маячившие впереди семь месяцев изнурительных тренировок. Но я также чувствовал и огромное облегчение от принадлежности к сообществу, в котором слова и речь воспринимаются настолько серьезно, что усилия по подготовке наверняка будут вознаграждены.

В дальнем углу двора, наверное, в сотне метров от меня, репетировали спикеры, которые должны были выступать в этом году. Выступающая от бакалавриата невысокая девушка с копной густых распущенных волос стояла под вязами у возвышающихся колонн Мемориальной церкви. Когда она живым, кристально чистым голосом начала рассказывать о своем детстве на Ближнем Востоке, я вдруг ощутил, что дистанция между нами резко сократилась.

Ее речь, посвященная «арабской весне», приглашала слушателей взглянуть на себя как на людей, сформированных окружением, но не ограничиваемых им[55]. Она процитировала Ранду Джаррар, чтобы сравнить опыт живущих в более благополучных регионах со своим детством, с судьбой малышей, которые «бегают босыми, и на их кожу налипают песок и камни, кактусы, семена и трава – до тех пор, пока из всего этого не получается обувь». А в заключение она попросила выпускников, выйдя за университетские ворота, оставить в большом мире достойный след.

Метафора ее была простой и элегантной. И пока она говорила, я отчетливо видел ее в описываемом ею мире; это был ее мир.

Глава 5. Тишина: как понять, что пора выразить несогласие