Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Хрущев: [Перебивая собеседника.] Нет, нет, мы в ракетах вас опередили и в этой технике вас опередили…

Никсон: [Продолжая говорить.] Вы никогда не сдаетесь.

Хрущев

: Мы всегда верили и знали, что американцы умные. Глупые люди не могли бы поднять экономику на такой уровень, которого они достигли. Но мы тоже, знаете, не мух, так сказать, ноздрями бьем! За сорок два года мы добились большого прогресса.

Никсон: Вы не должны бояться идей.

Хрущев: Это мы вам говорим, чтобы вы не боялись идей. У нас нет причин бояться. Мы уже освободились от этого…

Никсон

: Ну что ж, в таком случае давайте больше обмениваться идеями. Мы все согласны с этим. Так? Да?

Хрущев: Хорошо. [Хрущев обращается к переводчику, спрашивает.] Согласен с чем? Хорошо, я согласен. Но я хотел бы понять, с чем именно я согласен.

В конце концов Никсон решил отложить раунд. Вместо того чтобы продолжать дебаты, которые, несмотря на все его усилия, превращались в скандальную перебранку, он заручился обещанием матча-реванша.

Из всех решений, которые может принять участник спора, решение закончить влечет за собой самые серьезные последствия. Но если это делается не ради того, чтобы убежать от проблемы, а чтобы сохранить энергию для более правильного, хорошего спора, мы настраиваемся на более конструктивный разговор.

Эти три приема – сделать вид, будто это не спор, а дебаты; остановиться и назвать поведение другой стороны и отсрочить раунд – могут показаться вам всего лишь контрмерами для противостояния задирам во время дебатов. Однако их цель гораздо более амбициозна. Она заключается не только в том, чтобы отбиться в неприятном споре в данный момент, но и в том, чтобы восстановить среду, ослабляющую потенциал подобных дебатов.

Через год после той стычки в Москве Ричард Никсон сошелся на сцене для президентских дебатов с совершенно другим противником – молодым сенатором от американского штата Массачусетс по имени Джон Кеннеди. Первый раунд состоялся в Чикаго в понедельник в конце сентября 1959 года; он оказался примечателен тем, что это были первые президентские теледебаты в США. На просмотр той передачи настроили телеприемники около 66,4 миллиона человек.

Те дебаты стали для Никсона настоящей политической катастрофой. Под яркими софитами он выглядел мертвецки бледным, страшно нервничал и потел (он в то время еще не совсем оправился от инфекции колена). А его собеседник, молодой и подтянутый сенатор, был загорел и обаятелен. Опросы, проведенные сразу после трансляции, показали, что народ симпатизирует не Никсону, а его сопернику, а президентские дебаты стали считаться отличительной характеристикой американской демократии.

После президентской кампании 1960 года принято говорить, что неспособность Никсона вести дебаты и его нетелегеничность сыграли в его дальнейшей незавидной политической судьбе большую роль. Но ведь всего годом ранее ему удалось выстоять в очень трудной полемике с лидером СССР. Ведь именно благодаря ему то, что могло запомниться всему миру как скандал, вошло в историю под симпатичным названием «кухонный спор».

Нам, бывшим и нынешним участникам дебатов, этот урок взлетов и падений Никсона болезненно знаком: дебаты дают, они же и отнимают.

* * *

В понедельник 7 ноября 2016 года, за день до президентских выборов, я ранним утром вылетел из Бостона в Нью-Йорк; мне предстояло собеседование на место в аспирантуре одного из пекинских университетов. Стипендия Шварцмана, предложенная американским миллиардером и соучредителем гиганта прямых инвестиций Blackstone Стивом Шварцманом, сулила финансирование годичного обучения в магистратуре Университета Цинхуа. Особо веской причины хотеть жить в Китае у меня, признаться, не было, но перспектива стать свидетелем происходящего в стране, а то и во всем регионе, в разгар стремительной трансформации меня привлекала.