Как жили и во что верили первые христиане

Не будучи историком или теологом, исследующим с научных, т.е. историко-критических, позиций раннехристианские литературные памятники, хотя и постоянно обращаясь к изданиям ученых трудов в этой области, Толстой со свойственной ему гениальной интуицией художника обнаружил подлинное учение Иисуса в Нагорной проповеди, если следовать Евангелию согласно Матфею (главы 5-7), где оно преимущественно сосредоточено, имея некоторые прямые параллели в Евангелии согласно Луке и в Учении Двенадцати Апостолов — памятнике, которому ниже будет уделено особое внимание в связи с религиозным творчеством Толстого. При этом в его христианском дискурсе центральное место займет следующее наставление Иисуса, без сомнения относящееся к Его подлинным словам (ipsissima verba Jesuy.

Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую... (Мф 5:38-39, так же: Лк 6:29 и Дидахе, 1.4).

Если следовать историко-критической экзегезе, то здесь мы увидим следующее. Сначала Иисус приводит одно из важнейших положений Моисеева закона, касающегося уголовного судопроизводства, а именно эквивалентного возмездия за умышленное убийство или нанесенное увечье (Исх 21:24; Лев 24:20: Втор 19:21). На фоне законодательных установлений Древнего Востока данное положение признается, кстати, исторической наукой весьма прогрессивным, как утверждающее равенство сторон в судебном процессе. Впрочем, Иисус и не думает его отменять в связи с наказанием за указанные преступления. Его наставление касается лишь того, что данную норму ни в коем случае не следует применять, когда речь идет о межчеловеческих отношениях, которые могут омрачаться оскорблениями, в том числе действием, каковым выступает упомянутая здесь пощечина, особенно обидная в сознании древнего человека. Проще говоря, Иисус учит не отвечать подобным же образом на оскорбление, тем самым призывая к совести оскорбителя, понуждающей его просить прощения.

Однако Толстой, выводя из этого наставления свое знаменитое учение о непротивлении злу насилием,

идет дальше, постулируя основной принцип жизни общества, именующего себя христианским, и даже шире того — всего человечества, поскольку «закон любви», из которого он проистекает, по мысли Толстого, свойствен всем ведущим этическим системам древности как Востока, так и Запада. В связи с этим, отвечая незадолго до своей кончины Махатме Ганди (1869-1948), писавшему Льву Николаевичу об успехах вдохновленной его учением ненасильственной борьбы за свои гражданские права индийских иммигрантов в Трансваале (Южная Африка), Толстой так сформулирует для будущего лидера Индии, обретшей под его руководством государственную независимость, доктрину о непротивлении, которая, согласно толстовским воззрениям,

в сущности есть не что иное, как учение о любви, не извращенное ложными толкованиями.

В свою очередь любовь, по Толстому, есть стремление душ человеческих к единению и вытекающая из этого стремления деятельность есть высший и единственный закон жизни человеческой.

И хотя этот закон был «провозглашен всеми мудрецами мира», индийскими, китайскими, еврейскими, греческими и римскими, по мысли Толстого, «он яснее всего был высказан Христом». Другое дело, что, согласно Толстому, «как скоро было допущено противление» при провозглашении любви, то «уже не было и не могло быть закона жизни», которым, как оказалось, «христианское человечество» так и не жило.

И поэтому, — завершает Толстой свое послание Ганди, — ваша деятельность в Трансваале, как нам кажется, на конце света, есть дело самое центральное, самое важное из всех дел, какие делаются теперь в мире и участие в котором неизбежно примирит народы не только христианского, но и всего мира²

.

Здесь, опять же, можно провести мысленную нить на шесть с лишним десятилетий вперед к мировой этике (Weltethos) католического теолога Ганса Кюнга (р. 1928), впервые им заявленной в важнейшей, на мой взгляд, богословской книге истекшего XX века «Быть христианином» (Christ sein, 1974). Впрочем, это будет уже отдельной темой, требующей специального рассмотрения.