– Вы, конечно, не знаете кто я, – начала она. – Дело в том, что я жена Туго Бахары из Службы Добровольного Самопожертвования.
У меня упало сердце, хотя я старался не поддаваться неприятным предчувствиям. То есть она из тех преданных бойцов, которые мешают моему эксперименту. И пришла она, вероятно, чтобы заявить на мужа. Но я не понимал, почему ко мне, а не прямо в полицию? Возможно, в ней проснулась животная интуиция? Или ей казалось, что вежливее донести на мужа не в полицию, а его начальнику? Так или иначе, избавиться он нее я уже не мог, она сидела в моей квартире, а сосед был привлечен в свидетели.
– У нас дома случилось нечто ужасно печальное, – продолжила она, опустив глаза. – Недавно мой муж вернулся домой и рассказал мне что-то страшное, самое страшное из всего, что может быть, – он рассказал о государственной измене. Я не верила собственным ушам. Мы вместе больше двадцати лет, мы родили на свет нескольких детей, мне казалось, я его знаю. Да, у него были периоды нервной раздражительности и уныния, но это все, конечно, из-за его профессии. Сама я прачка в районной Прачечной Диспетчерской, рядом нам дали квартиру. Но это к делу не относится. Вы понимаете, я же думала, что знаю его. Не потому что мы много друг с другом разговаривали, после нескольких лет брака ты уже заранее знаешь, что он ответит, а раз так, то можно ничего и не говорить. Но все равно ты словно чувствуешь, что он хочет, что имеет в виду, вы все время сталкиваетесь в двух комнатах, и так больше двадцати лет подряд. Ты думаешь о нем не больше, чем о собственной руке, и было бы странно, если эта рука вдруг станет ногой или сделает что-нибудь сама по себе… А тут такое! Я сначала подумала: глупости!
– Все это довольно странно, – только и смог ответить я.
Она все время сглатывала, чтобы не опозориться и не разрыдаться.
– Понимаете, я не хочу его терять, – продолжала она. – Я считаю, несправедливо, что он хочет развестись, я же не сделала ничего плохого.
Все верно, она была права. Ее нельзя наказывать за то, что она повела себя как настоящий и преданный боец, ее поведение заслуживало поощрения. Ее Туго обязан остаться с ней.
– Он считает, что больше не может мне доверять, – продолжила она, все время сглатывая слюну и всхлипывая. – Конечно, когда он человек, то мне, Кадидье Каппори, он точно может доверять. Другое дело, если бы он был предателем.
В моей памяти возникло бесконечно печальное лицо изможденной женщины. Какое примитивное и бессмысленное желание – чтобы рядом был человек, которому можно всегда и безоговорочно доверять, что бы вы ни сделали! Если честно, то в этом была некая дурманящая притягательность. Я подумал, что младенческая и первобытная дикость сохранилась, пожалуй, не только у некоторых, а у всех нас, но – что существенно – сохранилась в большей или меньшей степени. И так же, как я посчитал свои долгом развеять мечту той прозрачной женщины, я решил разбить иллюзию мужа Кадидьи Каппори, даже если для этого мне придется пожертвовать еще одним свободным вечером.