Каллокаин

В какой-то момент она была близка к тому, чтобы снова потерять сознание, но потом застыла и расправила плечи. Словно окаменела посреди комнаты, не в силах сделать ни шага. Сказать ей мне больше было нечего, но почему-то я не мог оторвать от нее взгляда. Неподвижная, замкнутая, словно неживая, без тени недавней счастливой уверенности, она вызывала у меня мощное сострадание. Я не мог преодолеть эту постыдную слабость. Я забыл о шефе полиции и Риссене, меня захлестнуло смутное желание дать ей понять, что я чувствую то, что сейчас чувствует она… Этот минутный мучительный ступор прервали слова шефа полиции:

– Я считаю, что женщину следует оставить под стражей. Предательство, конечно, вымышлено, но соучастие более чем реально. С другой стороны, мы не можем сходу вынести приговор, это следует сделать более законным путем.

– Это невозможно! – в смятении воскликнул Риссен. – Вспомните, что это был эксперимент, он касается наших сотрудников, точнее, их близких…

– И я должен принять это во внимание? – со смехом спросил Каррек.

Впервые я был полностью на стороне Риссена.

– Этот арест, безусловно, станет достоянием общественности, – произнес я. – Даже если мы уволим ее мужа и переведем его на другую работу – что затруднительно для сотрудников Службы Самопожертвования с их подорванным здоровьем – даже в этом случае история всплывет, а значит, рекрутинг в профессию, уже малоуспешный, упадет катастрофически. С учетом всего этого я бы просил вас воздержаться от ареста!

– Вы преувеличиваете, – ответил Каррек. – Необходимости в обнародовании этой истории, естественно, нет. И зачем переводить ее мужа на другую работу? По дороге домой с ним легко может произойти несчастный случай.

– Вы не можете сознательно лишить нас одного из немногих ценных подопытных, – произнес я с жалобной интонацией. – Что касается женщины, то она больше не опасна: в следующий раз она не воспримет доверие с таким легкомыслием. И кстати, – продолжил я во внезапном порыве, – если вы арестуете нашего подопытного, это будет означать, что вы уже признали каллокаин легальным исследовательским препаратом, но, босс, вы же сами считаете, что говорить об этом пока рано…

Шеф полиции сузил глаза до щелочек, многозначительно, но дружелюбно усмехнулся и сказал тоном, каким обычно разговаривают с детьми:

– А у вас, оказывается, есть ораторские способности и умение мыслить логически. Ради лаборатории я отзываю арест, личного удовольствия от которого не получаю. Сейчас, – он посмотрел на часы, – мне пора идти, но я буду присутствовать на следующих экспериментах.

Он ушел, женщину освободили от наручников и отпустили. Я с облегчением выдохнул – все благополучно разрешилось и с лабораторией, и с ней. Когда ее выводили, она шла, как лунатик, и мой мозг пронзила ужасная мысль: что, если мои расчеты неверны и у каллокаина будут такие же побочные эффекты, как и у его предшественников, возможно, не всегда, а только у людей с особенно хрупкой нервной системой? Но потом я успокоился, и опасения мои не подтвердились. От ее супруга я позже узнал, что она снова стала совершенно нормальной, хоть и более замкнутой, чем раньше. «Впрочем, замкнутой она была всегда», – добавил муж.

Когда мы остались одни, Риссен сказал:

– Пробился росток общности иного рода.

– Общности? – удивился я. – В каком смысле?

– Общности с ней, с этой женщиной.

– А-а! – ответил я с нарастающим удивлением. – Эта общность… Вы правы, босс, наверное, это можно назвать ростком общности, но не более! Общность такого рода существовала еще в каменном веке! В наши дни это рудимент, причем рудимент вредный. Разве нет?

– Хмм, – только и сказал он.

– Но данный случай – это просто хрестоматийный пример того, куда может завести чрезмерная привязанность отдельных лиц друг к другу! – убеждал я. – Это же ведет к разрушению самой важной связи из всех, связи с Государством!

– Хмм, – снова пробормотал он и через миг добавил, – жить в каменном веке, возможно, не так уж плохо.

– Разумеется, это вопрос вкуса. Тому, кто предпочитает борьбу всех со всеми хорошо организованному Государству, основанному на гражданской взаимопомощи, – тому, возможно, действительно неплохо живется в каменном веке. Забавно думать, что среди нас есть неандертальцы…

Я подразумевал его, но испугался, когда сказал это вслух, и поэтому добавил:

– Разумеется, я имел в виду эту женщину.

Скорее всего, он отвернулся, чтобы я не заметил его усмешки. «Отвратительно, что из человека можно вытрясти все и без каллокаина», – подумал я.

Глава шестая