Каллокаин

– Приходите ко мне вдвоем в любое указанное время, – сказал я ей и выписал на бумаге свои свободные часы. – Если он не изменит свое отношение, я ему все объясню.

Я проводил обоих визитеров до двери. Прощаясь, она произнесла много слов благодарности. Врач, видимо, воспринимал происходящее как развлечение – слушая разговор, он все время раздражающе ухмылялся, хихикал и продолжал посмеиваться, скрывшись за своей дверью. Я же видел все иначе. Для меня это был принципиальный вопрос, а нелепые личности мне были неинтересны.

В лаборатории я не удержался и рассказал всю историю Риссену. Непосредственного отношения к нашей работе этот эпизод не имел, но в целом был вполне значимым. Я так же небезосновательно подозревал, что мною двигало желание показаться достойной и самостоятельной личностью, к кому другие обращаются за помощью в трудную минуту и кто легко и играючи им помогает. Я вдруг понял, что, не доверяя Риссену и критикуя его, я тем не менее дорожу его мнением о себе. Всякий раз, когда я пытался произвести на него впечатление, мне становилось стыдно. Я стремился избавиться от этой слабости, но через четверть часа она возвращалась, и я делал все, чтобы получить признание этого странного человека, который не заслуживал никакого уважения. Чувствуя, что у меня ничего не получается, я пытался его разозлить, обольщаясь тем, что за моими мелкими кознями скрывается продуманный план: если он всерьез рассердится, я, по крайней мере, буду знать, как к нему относиться.

Помимо прочего, речь зашла о словах Кадидьи Каппори «он больше не человек».

– Человек! – воскликнул я. – Сколько мистики люди возвели вокруг этого слова! Как будто быть человеком – это нечто, само собой заслуживающее уважения! Ты человек! Человек! Это же биологическое понятие. Обо всем прочем лучше как можно скорее забыть.

Риссен посмотрел на меня непроницаемым взглядом.

– Взять, к примеру, Кадидью Каппори, – продолжил я. – Чтобы поступить правильно, ей надо было прежде всего избавиться от суеверных ограничений – представления, что ее муж «человек». В кавычках. Но чисто биологически никем иным он быть не может. Она преодолела кризис за одну ночь, но многие ли так смогут? Будь она чуть медленнее на поворотах, она, сама того не понимая, попала бы в ряды предателей, и все из-за этого суеверия… Я считаю, что нужно начать с самого начала, мы обязаны приучить народ, что «человек» – это прежде всего боец.

– Не думаю, что у этих предрассудков много приверженцев, – медленно произнес Риссен, не отрывая взгляда от пробирки, которую он только что наполнил.

Он не сказал ничего особенного, ничего достойного запоминания. Но то, как он ронял фразы, заставляло думать, что за ними скрыто нечто большее. Я всегда задумывался над его словами; его голос, интонация всплывали в памяти и тревожили меня.

В остальном та неделя была наполнена интереснейшими и важными событиями, заставившими меня позабыть обо всем остальном. Это было начало триумфального шествия каллокаина в Мировом Государстве. Но об этом позже, а пока закончу историю о супругах Бахара-Каппори.

Они пришли ко мне ровно через неделю после первого визита Кадидьи Каппори. Линда снова была занята в своем подготовительном комитете, и поскольку я был уверен в точке зрения обоих и собственной способности повлиять на супруга, свидетелей я решил не приглашать. Оба выглядели печально и подавленно, примирения еще явно не произошло.

– Итак, – произнес я, чтобы их слегка расшевелить (легкий юмор уместен при любых обсуждениях), – итак, боец Бахара, ваша компенсация на этот раз оказалась изрядно заниженной, а развод можно назвать отсроченным увечьем. Кстати, этот костыль, это трудовое приобретение или хмм… символическое отражение вашей семейной ситуации?

Он промолчал, сохраняя мрачную мину.

– Ответь хотя бы своему начальнику, – вспыхнула его жена. – Туго, дорогой! Мы же прожили с тобой двадцать лет. Мы не можем сейчас взять и из-за этого разойтись! Это же несправедливо, сначала обмануть с экспериментом, а потом разозлиться из-за последствий!

– Если ты могла посадить меня в тюрьму, то ты сможешь прожить без меня и когда я на свободе, – хмуро ответил мужчина.

– Это разные вещи! – возразила она. – Если бы ты был изменником, то я сама не хотела бы, чтобы ты оставался в доме! Но ты же не такой, ты все тот же, каким я знаю тебя вот уже двадцать лет, а раз так, то я, конечно, хочу, чтобы ты остался! И я не сделала ничего плохого, за что ты мог бы меня бросить.

– Отвечайте, боец Бахара, – велел я на этот раз более серьезным тоном. – Вы действительно считаете, что ваша жена совершила дурной поступок, когда заявила на вас?

– Дурной… Я точно не знаю…

– Как бы вы сами поступили, если кто-то пришел и рассказал вам, что он шпион?.. Надеюсь, ответ не вызовет у вас долгих размышлений. Подсказать вам, как бы вы поступили? Вы бы направились прямиком к ближайшему почтовому ящику или телефону и как можно скорее донесли бы на этого человека. Верно? Или вы бы этого не сделали?

– Да… да… конечно… но это не совсем одно и то же.