Канун трагедии: Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года

Япония готовилась начать активные и обширные действия против англичан и американцев, и ей важно было обеспечить свой тыл и устранить опасность войны на два фронта. Мацуока убедили в Берлине, что немцы явно не намерены больше договариваться с СССР, хотя Гитлер и не сообщил прямо японскому министру о принятом решении начать войну против СССР. Мацуока мог догадываться об этом и, видимо, так можно объяснить его заключительные замечания Сталину по поводу слухов об ухудшении советско-немецких отношений.

Немецкие и японские документы свидетельствуют, что Гитлер не советовал Японии заключать с СССР пакт о ненападении[1058]. Германия была заинтересована прежде всего в том, чтобы направить Японию на юг и активизировать ее противодействие Англии и США.

Мацуока понял, что ни о каком присоединении Москвы к тройственному пакту речь больше не идет. Поэтому, вернувшись в Москву, он начал продвигать идею пакта о нейтралитете взамен договора о ненападении. Чтобы добиться ее осуществления, министр оставил в стороне амбициозный японский вопрос о покупке Северного Сахалина и прочие.

Японские лидеры точно рассчитали, что вне зависимости от того, как пойдет дальше развитие событий (будет ли столкновение Германии с СССР или нет), Гитлер в своем противостоянии с Англией и США заинтересован в союзе с Японией. Поэтому они ничем не рисковали, идя на заключение договора о нейтралитете с Советским Союзом. Действительно, германские официальные круги никак не прореагировали на это событие.

При объяснении мотивации Сталина и его намерений в связи с подписанием советско-японского договора о нейтралитете, следует, видимо, иметь в виду следующие обстоятельства. Мы уже отмечали одну из гипотез: цель советских лидеров состояла в желании использовать Японию, чтобы послать сигнал Гитлеру о возможности договоренностей по поводу разграничения интересов и сфер влияния. Известно и то, что Мацуока, вернувшись из Берлина в Москву, дал понять Сталину, что Германия не откликнулась на эту идею. Больше того, хотя Мацуока прямо не сказал этого ни Сталину, ни Молотову, но они могли сделать вывод, что в Берлине не приветствовали идею советско-японского договора. Сталин ощущал явный рост напряженности в советско-германских отношениях. В рамках общего мирового развития Сталин был, как мы уже отмечали, лишен возможностей для сколько-нибудь эффективных маневров. И на этой стадии договор с Японией давал Москве очевидные преимущества.

Мы бы не поддержали утверждение, что Сталин думал только о противодействии Германии и в этом контексте рассматривал договор с Японией. В равной мере вряд ли можно согласиться с мнением, что этим актом Сталин предпринимал отчаянную попытку снова договориться с немецким руководством. Представляется, что в действиях Москвы присутствовало и то, и другое. Нечто похожее имело место в отношении Балкан с той лишь большой разницей, что договор с Японией несколько гарантировал Советский Союз в случае войны от борьбы и на Востоке и на Западе, в то время как балканские дела были прочно связаны с противостоянием Германии.

В отношениях с Японией на протяжении второй половины 1940 — начале 1941 г. Москва следовала своей линии. Она сохраняла контакты, обозначала и спорные моменты и пункты для возможных соглашений, но не проявляла излишней активности. Как сказал Молотов, «мы не спешим и не будем торопить событий».

В апреле — мае 1941 г. Сталин получал все больше информации о готовящемся нападении на Советский Союзом и с каждым днем сильнее чувствовал нарастание напряженности в отношениях с Германией. Одновременно он ощущал всю трудность противостояния ее продвижению на Балканы, которое сжимало тиски вокруг СССР. В этих условиях Сталин принял мгновенное и для многих неожиданное решение — немедленно пойти на подписание договора с Японией. В тот момент оно, казалось, не имело стратегического значения (хотя уже менее чем через три месяца стало ясно, что Москва избежала войны на два фронта), но этот шаг как бы демонстрировал, что СССР является самостоятельным и важным игроком на международной арене, способным к акциям, которые могли даже не понравиться в Берлине. Заключение договора с Японией было для Сталина тем более важно, что буквально за несколько дней до этого Гитлер нанес ему болезненный удар в Югославии, с которой Москва подписала договор, видимо, не ожидая немедленного германского наступления против Белграда.