Канун трагедии: Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года

Власти США продолжили свои попытки активизировать отношения с СССР. Состоялось несколько встреч Уманского с Уэллесом. 27 июля Уэллес по поручению Рузвельта сделал заявление о том, что пора обеим странам подумать не только об отношениях нынешних, но и в будущем: «Не пора ли устранить источники трения, которых и без того достаточно во всем мире, и ликвидировать остроту, создавшуюся в отношениях между нашими странами»[1077]. На этот раз Уманский заявил, что он выслушал заявление Уэллеса с интересом. По его мнению, предпосылки для этого имеются. Во-первых, органы власти США не должны допускать дискриминацию прав и интересов СССР; во-вторых, необходимо учитывать, что СССР и США две великие политически и экономически независимые державы, и связи между ними должны строиться безотносительно от их отношений с третьими странами[1078]

. Вместе с тем Уманский негативно оценил позицию Уэллеса по Прибалтике[1079] и некоторым другим вопросам, высказанную им в заявлении 24 июля. В итоге обе стороны согласились приступить на следующей неделе к работе по устранению «взаимных претензий». При этом Уэллес поддержал идею о том, что отношения между двумя странами не должны зависеть от связей каждой из них с третьими державами[1080]

.

Через четыре дня Москва отреагировала на заявление С. Уэллеса. Молотов оценил ответы Уманского, как правильные. По мнению советского наркома, Уэллес преуменьшил борьбу США и Японии за господство на Тихом океане. Молотов согласился с идеей представить меморандум обо всех претензиях к американцам, включая и те, которые предъявлял Лозовский 27 марта, советскую ноту от 12 июня, устные представления Халлу и другие факты дискриминации. Он ориентировал Уманского на возможные американские претензии (в том числе и в связи с национализацией американского имущества на территории Западной Украины и Западной Белоруссии), но дал указание заявить, что американские претензии не могут идти ни в какое сравнение с недружелюбной политикой США в отношении СССР[1081].

На следующий день состоялась вторая встреча Уманского с Уэллесом с участием представителей Госдепартамента. По отчету Уманского Уэллес, явно имеющий директиву Рузвельта «проявлять уступчивость и нащупать компромиссы по накопившимся вопросам, демонстрировал совершенно необычную для него дружественность. Создается впечатление, что правительство США, убедившись, что экономическими репрессиями оно не добьется изменения ориентации нашей внешней политики, сейчас прощупывает возможности достигнуть той же цели путем некоторого упорядочения советско-американских отношений»[1082]

.

Как результат готовности обеих сторон осуществить хоть какое-нибудь продвижение 5 августа состоялся обмен нотами между Наркоматом внешней торговли СССР и посольством США в СССР, в которых Микоян уведомил американскую сторону о том, что в течение предстоящих 12 месяцев хозяйственные организации СССР намерены закупить в США товаров на сумму в 40 млн долл. При этом условием было выдвинуто устранение ограничений, установленных правительством США[1083].

В той напряженной обстановке это был хотя и небольшой, но примечательный знак. Взаимные претензии и обмен обвинениями явно переходили через край, и, видимо, обе стороны решили как-то смягчить обстановку.

Комментируя состоявшийся обмен нотами, Молотов в телеграмме Уманскому поддержал продолжение переговоров с Уэллесом, но в то же время указал на необходимость предъявления американцам перечня советских претензий, включая упоминание обо всех враждебных выступлениях в отношении СССР со стороны американских должностных лиц[1084]. Из телеграммы следовало, что Москва была готова продолжать переговоры, в том числе и по спорным проблемам.

Реализуя указания Москвы, на следующей встрече с Уэллесом 8 августа Уманский изложил перечень советских претензий (вопрос о лицензиях, о прибалтийском золоте, об отмене «морального эмбарго», о враждебных антисоветских выступлениях американских деятелей и т. п.). И хотя в итоге собеседники согласились, что в отношениях между двумя странами нет таких противоречий, которые могли бы помешать нормализации отношений, сам длинный перечень взаимных претензий не настраивал на оптимистический лад[1085].

На очередной встрече Уэллеса и Уманского 16 августа продолжилось обсуждение различных вопросов, причем Уэллес передал советскому послу списки товаров, разрешенных к лицензированию (их число составило, по данным Уманского, «лишь 65 % от общего числа запрашиваемого оборудования»). Уэллес подчеркивал добрую волю американских властей, а Уманский акцентировал внимание на отрицательных сторонах проблемы и снова писал в Москву об «ухищрениях Уэллеса» и т. п.[1086]