Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Всадники, обрадовавшись выпивке, уселись вокруг кувшинов с белым, сладким, как сироп, вином, мало отличавшимся от того, что изготавливали из золотистого кипрского винограда, и взялись за него, не обращая внимания на ворчание своего командира. Они, должно быть, привыкли к этим вспышкам гнева и не придавали им значения.

Домоко вышел навстречу парням, на всякий случай прихватив с собой аркебузу: он опасался, что турки, всегда видевшие в христианах, в том числе и в отступниках, добычу, которой нет пощады, откроют стрельбу из пистолетов. Но мусульмане прилипли к кувшинам, ведь вино было таким сладким… А каймакан взял целый кувшин только для себя и с удовольствием пил из него, наплевав на Коран.

— Они собираются сюда заявиться? — спросил Домоко свояков.

— Будут на рассвете, — ответил Капа.

— Если не произойдет чуда, — заметил Домоко.

Он поднял глаза и посмотрел на небо. Звезды, проглядывавшие сквозь клочья тумана, стали постепенно гаснуть. На востоке небо начало светлеть.

— Светает, — тихо произнес Домоко.

Он вошел в комнату, откинул крышки кувшинов, чтобы тем, кто там сидел, легче дышалось, и сказал Мулею-эль-Каделю:

— Может, нам и придется дать сражение, но вы вылезайте только в самый последний момент. Дайте мне вдоволь наиграться с этими канальями.

— Их много?

— Тринадцать.

— Думаю, чтобы их атаковать, мне хватило бы и одного моего албанца.

— Подождите, синьор. Подставиться под турецкую саблю или поймать пулю вы всегда успеете. Вы ведь не хуже меня знаете, что турецкие солдаты бьются умело, не дорожа собственной жизнью.

— Знаю.

— Полезайте обратно, господа, и сидите тихо. Солнце всходит, и они явятся сюда с минуты на минуту.

Было слышно, как турки, придя в хорошее, даже слишком хорошее, расположение духа, галдят возле кувшинов с вином, видимо уже опустевших. Громче всех орал каймакан, на чем свет стоит проклиная христиан и рассыпая направо и налево страшные угрозы. Наконец они взгромоздились на коней и двинулись к ферме, причем с таким шумом, словно собрались брать ее приступом. Китар и Кара приготовили к бою аркебузы и ятаганы, загнали собак вглубь помещения и выглянули наружу.

Солнце уже величаво поднималось, одним махом погасив звезды и заставив туман рассеяться. Первым к ферме, с трудом держась в седле, подъехал каймакан.

— Где хозяин? — крикнул он.

— Вот он я, — отозвался Домоко, бесстрашно приблизившись к янычару. — Что тебе нужно?

— Ты тоже фальшивый мусульманин, ведь верно?

— Я верю в Коран.

— Все вы, отступники, так говорите: боитесь, что вам отрежут нос или уши.

— Я спросил, что тебе нужно, — сказал критянин, начиная понемногу закипать. — А угрозы прибереги для другого раза.

— Клянусь бородой пророка! У этого христианина в жилах течет настоящая кровь!

— Я тебе уже сказал: я мусульманин.

— Ах!.. Ах!.. Ах!.. — иронически заквохтал турок.

Крепко ухватившись за луку седла, он сполз на землю и направился к ферме, его тяжелая сабля поблескивала на ходу. Остальные тоже спешились.

— Сколько вас тут? — спросил каймакан.

— Трое.

— А беглых христиан у тебя на ферме нет?

— Вот уже недели две, как сюда никто не заходил. Теперь с торговлей плохо.

— А ты грязная собака! Ты хочешь меня надуть. Вздумал обмануть каймакана? Ой, ой!.. Можно подумать, ты не знаешь, что мы шли по следу тех троих всадников, что сбежали из Канеи и по дороге убили двоих наших!

— Наверное, они проехали мимо нас нынче ночью, когда мы спали. Мы здесь одни.

— Сдается мне, твой нос в опасности, — сказал турок, размахивая саблей. — А за носом последуют уши, а потом придется убить отступника, который обманывает пророка с утра до вечера.

— Хочешь войти в дом? Войди.

— А ты не устроишь мне засаду?

— У тебя достаточно солдат, чтобы меня покарать.

— О, для этого хватит и одной моей сабли, — заявил османский полковник. — Этих христиан я, не поморщившись, пожираю и утром и вечером.

— Ну да, на завтрак и на ужин, — с иронией сказал Домоко.

— Ты деревенский мужлан, но, похоже, у тебя есть кое-какие мозги. Видно, пророк тебе помогает.

— Верно, когда я ложусь спать, всегда чувствую, как его борода касается моего лица.

— Ты?!.

— Я!..

— Ты изрядная каналья и пытаешься меня провести! — взревел каймакан. — А ну-ка, дай пройти в твою халупу.

— Там собаки.

— Убей собак.

— Ну уж нет!.. Они отменные сторожа.

— Тогда я размозжу тебе башку!

— У меня уже фитиль запален на аркебузе, — отважно ответил крестьянин.

— Ах ты, пес паршивый! Перечишь каймакану?

— Вовсе нет. Я пригласил тебя войти в дом и отведать моего вина.

— Эх, будь благословенны все бороды пророка! Твое вино веселит, только что-то уж очень быстро.

— Оно как кипрское, которое пьют султаны, — не без легкой насмешки сказал Домоко.

— Теперь я понимаю, почему они не моргнув глазом убивают князей и министров. Ладно, сейчас поглядим. Здесь явно чувствуется запах христиан.

Слегка пошатываясь, он шагнул за порог и вошел в комнату, стукнув о землю острием сабли.

— Здесь, должно быть, есть чужие, — сказал он, глядя на Домоко. — Христиане.

— Какие христиане?

— Те, что убили моих товарищей.

— Иди ищи.

— А что в этих кувшинах?

— Застоялая вода.

— А не вино?