Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Нет, вина полно в погребе.

— Вели принести.

— Еще?

— Пьет султан, пьют и его кавалеристы.

Тут вошли солдаты, волоча сабли по полу и на ходу раздувая фитили пистолетов. Увидев длинный стол и скамьи, они спокойно расселись в ожидании новой выпивки. Каймакан, однако, спокойным не выглядел и с подозрительным видом стал прохаживаться возле больших кувшинов. Может, он чувствовал, что внутри сидят христиане? С турка станется. Китар, не сводивший с него глаз, держал собак таким образом, чтобы они все время находились перед кувшинами. Каймакан очень боялся этих ужасных мастино, а потому отошел от кувшинов и, ругаясь и проклиная христиан, уселся за стол и принялся выпивать вместе с солдатами. Он уже осушил пару стаканов, как вдруг вскочил с места и заорал:

— Эти паршивые христиане над нами издеваются, говорю вам!

Потом уставился на Домоко, который сильно побледнел, и сказал:

— Открой кувшины, я хочу посмотреть, что там внутри.

— Открой сам, — ответил крестьянин. — Трупов там уже нет.

— Думаешь, побоюсь?

— Начинаю так думать.

— А! Клянусь всеми разбойниками Аравии, нас водят за нос!

Он подошел к одному из кувшинов и поднял крышку. Оттуда выскочил Дамасский Лев с поднятой шпагой, готовый к бою.

— Христианин? — заорал каймакан, схватив свою саблю.

— На данный момент я ни турок, ни христианин: я Дамасский Лев.

Непобедимый фехтовальщик, одним прыжком выскочивший из кувшина, бросился на каймакана.

13

Бухта Капсо

Увидев Дамасского Льва, турки отпрянули, охваченные невольным восхищением перед могучим воином, их соплеменником. Два других кувшина тоже открылись, и оттуда выскочили албанец и грек, готовые сразиться с ненавистными врагами. Каймакан от удивления потерял дар речи, он даже не смог отдать приказ своим подчиненным. А те с испугом разглядывали шестерых воинов и двух мастино, грозно рычавших в другом конце комнаты и готовых броситься на них в любую минуту.

— Ну так что же тебе нужно от Дамасского Льва? — спросил турок-отступник, подходя к ним с обнаженной шпагой.

— Ты — Дамасский Лев! — наконец выдавил из себя каймакан, отступая назад и быстро размахивая тяжелой кривой саблей. — Паша пообещал пять тысяч цехинов за твою поимку, и я тебя не выпущу, хоть и питаю к тебе большое уважение.

— Ну вот, я здесь, арестуй меня.

— Взять его! — рявкнул каймакан. — Эта добыча стоит чистого золота!

Он с удивлением увидел, что его солдаты, прижавшись спинами к столу, не делают ни малейших попыток напасть на человека, снискавшего себе такую огромную воинскую славу.

— А!.. Подлецы!.. — заорал он. — Я потребую, чтобы паша всех вас посадил на кол. Да кто такой этот Дамасский Лев? Человек, который отрекся от своей религии и которого я сейчас покараю вот этой рукой!

— Ты! — с презрением бросил Мулей-эль-Кадель. — Чтобы сразиться со мной, нужны иные клинки. Ты ведь даже у Метюба не учился.

Турок, возбужденный выпитым вином, отважно бросился вперед, размахивая саблей и выкрикивая:

— А!.. Я у Метюба не учился! А вот я тебе, сын паши, превратившийся в грязного христианина, сейчас покажу, что и сам могу тебя одолеть.

— Без посторонней помощи?

— Я достаточно силен, чтобы одним ударом сабли снести тебе голову!

— Да ты всего лишь жалкий карагёз![31] Шут гороховый! — крикнул Дамасский Лев ему в лицо.

Кавалеристы разразились громким хохотом. Вдвойне разозленный тем, что стал посмешищем для своих, каймакан ринулся на Дамасского Льва, нанося беспорядочные удары. Мулей-эль-Кадель не собирался провоцировать такую атаку, тем более что его шпага была слишком легкой против турецкой сабли. Он принялся прыгать то вправо, то влево, как молодой тигр, выжидая удобной позиции, чтобы нанести смертельный удар. Каймакан, решив, что он испугался, глупейшим образом наступал, рубя воздух перед собой и грозя порушить кувшины. Кавалеристы между тем хохотали, и он злился все больше и больше. Мулей-эль-Кадель развлекался этой игрой, не теряя, однако, бдительности. Он продолжал ждать, когда можно будет вонзить острый конец шпаги в какую-нибудь щель в кирасе противника.

Каймакан, однако, хоть и не лучшим образом выглядел в глазах своих солдат, храбро наскакивал на Дамасского Льва. Он не был хорошим фехтовальщиком, но со своей тяжелой саблей представлял собой изрядную опасность.

Кавалеристы, критяне, албанец и Никола наблюдали за драматическим поединком, ни во что не вмешиваясь. У Николы и албанца была одна забота: удерживать собак, которые рвались с привязи. Борьба длилась пару минут, и один из кувшинов все-таки с грохотом разлетелся на куски под мощным ударом сабли. И тут Дамасский Лев, крикнув: «Ты покойник!», сделал быстрый выпад.

Его клинок исчез под нашейником каймакана, пронзив ему горло. Шлема на турке не было, и он уставился на противника глазами, полными ненависти, потом силы покинули его, и он с грохотом рухнул наземь. Сабля, не сумевшая его защитить, выпала у него из рук.