— По пути не встретим ни одного турка, Домоко. И потом, нас ведь теперь много, а вместе с Дамасским Львом вообще бояться нечего. А вот турки потеряли великого воина, в чьих жилах, может быть, течет кровь Магомета Второго.
Мулей-эль-Кадель вернулся вместе с Мико и греком, почти израсходовав фитиль. Все кони, оставшиеся без всадников, пали посреди поля под выстрелами аркебуз. Лишившись хозяев, бедные животные безропотно дали себя застрелить и теперь лежали в том самом винограднике, где пытались укрыться.
— Господин Мулей, — сказал Домоко, подойдя к нему. — Хотите, отправимся в бухту Капсо? Момент как раз подходящий.
— Думаю, да, — ответил Дамасский Лев. — Напрасно мои былые собратья по религии считают, что у вас, критян, в жилах течет вода. Они думают, что вы словно овцы и что вас можно остричь или содрать с вас шкуры, а перед ними оказались волки, и волки бесстрашные.
— Война идет не на жизнь, а на смерть, синьор, — заметил крестьянин. — Вот я принял ислам, пусть на словах, а не сердцем, и думаете, я уверен в том, что встречу утро живым? Вашим былым собратьям нужна наша кровь для удобрения полей, которые когда-нибудь станут их полями, если, конечно, не произойдет чуда. Поехали?
— Я возвращаюсь к себе на ферму, — сказал Корика. — У меня там овцы пасутся в поле, и, если объявятся турки, я не найду ни одной.
— Поезжай, смельчак, и спасибо тебе.
Фермер махнул рукой Дамасскому Льву и его товарищам и вместе с сыновьями галопом поскакал на запад.
— Когда мы сможем добраться до бухты? — спросил Мулей у Домоко.
— Около полуночи, синьор.
— А все эти трупы? Так и оставим их гнить? Правда, турки не дают себе труда хоронить христиан.
— О них позаботятся падальщики, — отозвался критянин, указав на стаю мерзких птиц, кружащих над виноградником. — Завтра никто уже не разберет, кем были мертвые — турками или христианами. Нам надо добраться раньше, чем Себастьяно Веньеро поднимет паруса и двинется на Морею.
Он спешился, запер ворота, и маленький отряд стремглав ринулся в путь навстречу быстро сгущавшимся сумеркам. Огромные стаи падальщиков с жадностью набросились на трупы турок и коней. Они слетались со всех сторон, громко крича и хлопая широкими, мощными крыльями. Все это мясо исчезнет еще до рассвета, а может, и гораздо раньше. Что там гиенам и шакалам Алжира или Триполитании до этих жутких птиц!.. Домоко стал во главе отряда и быстро повел его на север, откуда доносился шум моря. На темной равнине не было видно ни души, однако всадники на всякий случай запалили фитили аркебуз: не исключено было, что турки патрулируют береговую линию. Незадолго до полуночи Домоко сбавил аллюр. С севера потянуло живительной прохладой: это был ветер с моря.
— Еще немного — и мы на месте, — сказал фермер, пристально вглядываясь в темноту, в надежде увидеть фонари венецианских галер.
Они дали коням немного передохнуть, потом снова вонзили им в бока острые стремена.
— Огни, — произнес Никола. — Корабельные огни!
— Вперед! — скомандовал Дамасский Лев.
И они понеслись сквозь поля, где виднелись развалины ферм, почти стертых с лица земли турками. Спустившись к морю, они принялись кричать:
— На помощь!.. На помощь!.. Христиане!..
В бухте Капсо, притаившейся между скалами, стояли на якоре шесть больших галер с тремя рядами весел — лучшие из всех, что смогла собрать в Адриатике Венецианская республика. Услышав крики, матросы дали из аркебуз несколько выстрелов в воздух, потом спустили на воду шлюпку с маленькой, заряженной картечью кулевриной на борту. Из причалившей шлюпки вышел офицер и направился к отряду. Матросы тем временем, опасаясь сюрпризов со стороны турок, запалили фитили аркебуз.
— Кто вы такие? — спросил офицер.
— Передайте, что Домоко вернулся и привел с собой знаменитого Дамасского Льва.
— За вами есть погоня?
— Нет. Мы уничтожили кавалерийский отряд, который за нами гнался, и теперь миль на двадцать вокруг нет ни одного турка.
Матросы подняли фонари и одного за другим внимательно рассмотрели беглецов. Затем офицер сказал:
— Прошу на борт. Лев Святого Марка дает вам убежище на своих галерах.
14
Себастьяно Веньеро
Себастьяно Веньеро, позднее обессмертивший свое имя в битве при Лепанто, был самым отважным из всех венецианских адмиралов. С юных лет, как это было принято в семьях венецианских патрициев, он и душу, и тело отдал морю. Он ходил в дальние плавания, особенно по водам варварского Востока, где почти всегда была опасность, что несколько турецких галер ринутся на абордаж. Когда же началась война с турками, опытный моряк, возведенный в ранг адмирала, хотя ему и сравнялось уже семьдесят два года, сыграл важнейшую роль в обороне Кипра.