Когда Дамасский Лев и его товарищи поднялись на флагманскую галеру, старый адмирал еще не спал и что-то обсуждал с юным, но уже доказавшим свою храбрость племянником Лоренцо, которого собирался сделать настоящим капитаном. Он сидел на просторных шканцах под тентом, положив раненую ногу на стул. Увидев Домоко и Николу, с которыми уже был знаком при других обстоятельствах и успел оценить их преданность Светлейшей республике и ненависть к туркам, он сделал движение, чтобы подняться. Но Дамасский Лев остановил его жестом и подошел как можно ближе.
— Нет, синьор адмирал, — сказал доблестный бывший мусульманин, который уже и в Италии пользовался огромной популярностью. — Вы не должны вставать, чтобы поздороваться с Мулеем-эль-Каделем.
— Дамасский Лев! — воскликнул адмирал, с живым интересом взглянув на него. — Ваше имя слишком известно в Венеции, чтобы венецианец его не вспомнил. Вы едете из Кандии?
— Да, адмирал.
— Как там разворачиваются события? Неужели этот несчастный город закончит так же, как Фамагуста?
— Город сопротивляется, жители бьются день и ночь и умирают во славу Льва Святого Марка, с именем Иисуса на устах.
— Падение города неизбежно?
— Нет, туркам надо еще здорово постараться, чтобы стянуть кольцо осады.
— Если вы, Мулей, отважились выйти из города и прийти ко мне, должно быть, у вас были на то серьезные причины.
— Паша похитил моего сына из палаццо Лоредан на Большом канале.
— Какой негодяй!.. — вскричал старый адмирал. — Чего он хотел этим добиться? Сделать из мальчика маленького мусульманина? Вы расстались с Полумесяцем, так этот разбойник задумал дать пророку нового адепта?
— Все это организовала Хараджа, — сказал Дамасский Лев.
— Владелица замка Хусиф?
— Да, адмирал.
— Она родная племянница паши, и, попадись она мне в руки, я бы ее не пощадил, несмотря на то что она женщина. Где находится ваш сын? На флагманской галере?
— Да, — сказал Никола. — Его держат под стражей в каюте на шканцах.
— С ним плохо обращаются?
— Пока нет. Я покинул флагманскую галеру три дня назад и видел это сам.
— Если не ошибаюсь, ты служил у паши матросом.
— Да, адмирал, — ответил грек.
— Ценный человек, — пробормотал Веньеро. — Сколько галер у паши?
— Двести, синьор. Все в отменном состоянии и прекрасно вооружены.
Адмирал на секунду приуныл, затем былая энергия к нему вернулась.
— Как знать… — произнес он, словно разговаривая с самим собой. — Можно устроить внезапную атаку.
Потом посмотрел в лицо Мулею-эль-Каделю:
— Вырвать вашего сына из лап паши будет нелегко. Но вы оказали Венеции слишком много услуг, чтобы я не попытался вам помочь.
— Я явился сюда еще и с другой целью.
— Говорите, Мулей.
— Хараджа, с помощью нескольких галер флота Али-паши, взяла в плен моего отца, пашу Дамаска. Его пытали, а потом посадили в подземелье замка Хусиф.
— Того самого проклятого замка, который я давно разрушил бы, если бы располагал средствами!..
— Именно так, адмирал.
— И в нем обитает племянница паши?
— Нет, сейчас она находится на борту флагманской галеры Али. Она ранена: моя жена, Капитан Темпеста, нанесла ей меткий укол шпагой перед бастионом Кандии.
— Герцогиня, ваша жена, считается первым клинком христианского мира, — сказал адмирал. — Это правда, Мулей, что она даже вас вышибла из седла под стенами Фамагусты?
— Я никогда не сожалел ни об этой ране, ни о перенесенном унижении, ведь без этого я так и остался бы турком.
— Что верно, то верно. Говорят, вы по-прежнему лучший из фехтовальщиков османской армии.
— Я им был до знакомства с моей женой. Теперь герцогиня затмила и меня.
— Вы так говорите из великодушия.
— Нет, адмирал. Как вы только что изволили заметить, моя жена — самый страшный клинок христианского мира.
Себастьяно Веньеро натянул на раненую ногу мягкий сапог, сшитый специально для него, поскольку носить тяжелые поножи ему было больно, и с усилием поднялся.
— Сражения выигрывают не болтовней, и венецианский сенат это наконец понял. Правда, слишком поздно.
Он без посторонней помощи обогнул кресло и, остановившись перед Мулеем-эль-Каделем, спросил:
— Кого первого: отца или сына?
— Сына, — ответил Дамасский Лев.
— Ах, если бы мне удалось заманить проклятого пашу в засаду из нескольких галер!..
— А почему бы и нет, адмирал? — сказал Никола. — Пусть получит письмо с приказом срочно явиться за распоряжениями к султану. Надо только раздобыть печать султана.
— У меня их две, мне когда-то подарил граф Мочениго, — ответил адмирал. — Он взял их на одной из османских галер во время своего отважного плавания у Константинополя. О! Вот был великий мореплаватель! Если бы у Венеции было два Мочениго, все эскадры Али-паши давно лежали бы на дне Средиземного моря. Но еще не все потеряно. Придет и наш черед, и османская власть будет низвергнута. Так ты говоришь, Никола, надо написать письмо турецкому адмиралу. Гм! Он слишком хитер, чтобы попасться в ловушку, но попытаться можно, нашелся бы только человек, который это письмо передаст.
— Я могу передать, господин адмирал, — сказал Мико. — Паша меня никогда не видел, и я вполне сойду за турка.