Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

– Ваше превосходительство, больше я вам ничего сообщить не могу, перед вами все карты открыты. Но мы теперь не можем об этом говорить, не рискуя своей честью. Это не позволяет вызов на дуэль. Мы вынуждены наши планы о женитьбе держать в тайне. Они могут быть вытащены из-под спуда только после отказа Пушкина от этой злополучной дуэли, либо…

– Продолжайте, продолжайте, барон, – с явной заинтересованностью попросил Жуковский. – Я слушаю вас с огромным вниманием…

– Это совершенно понятно… либо после злополучной дуэли… Здесь есть одна особенность, ваше превосходительство, в случае отзыва вызова на дуэль господин Пушкин ни в коем случае не должен мотивировать его предстоящим сватовством… Я думаю, что вы согласитесь, что это было бы оскорблением нашей чести. Судьба моя и моего сына, уважаемый Василий Андреевич, в ваших руках, и надеюсь на ваш опыт и ваше благородство…

«Надо Пушкину открыть глаза, и все устроится», – думал Жуковский, направляясь на Мойку.

– Принимай свата, друг мой, – сказал Василий Андреевич, едва переступил порог кабинета поэта. – Тебе бы только стреляться, а вот у меня более приятное предложение, предлагаю ладить свадебный пир.

Жуковский пересказал все, что узнал у барона, и доложил о его предложении к перемирию.

– Надо звать невесту, Александр Сергеевич, – сказал Василий Андреевич и осекся. Взглянув на Пушкина, он испугался его вида.

– Эх ты, Василий Андреевич, добрая душа, много тебе ведомо, да не все… Так вот, я добавлю к твоим знаниям. Дантес воспылал к Екатерине любовью только после приказа самого царя…

Жуковский в испуге замахал руками.

– Что ты, что ты?.. Прошу тебя, не кощунствуй!.. Считай, что я ничего не слышал.

Эти слова снова привели Пушкина в бешенство.

– Ты мне не веришь? Сейчас позову жену, и ты у нее спросишь… А еще лучше, поезжай к своему знакомцу генералу Адлербергу. Это он исполнял волю блудливого царя.

– Ничего не слышу и слышать не хочу! Уволь меня, уволь, прошу!..

– Нет, братец, не уволю. Уж если ты влез в это дерьмо, так и хлебай его по полной!.. Это царь убирает со своей дороги паршивого французишку, посмевшего лезть в чужой огород… Вот она, подлинная причина внезапного сватовства!..

Пушкин тяжело дышал, он больше не мог говорить.

– Ты всегда был бешеный, такой и остается твоя африканская натура, – растерянным голосом говорил Жуковский. – Но даже если это так, то государь думал не о себе, а твою семью хотел оградить, сохранить спокойствие в твоей семье…

– А ты не скажешь, чем же я должен расплатиться царем за его благодеяние? – немного успокаиваясь, сказал Пушкин. – Может, мне на коленях перед ним встать в знак благодарности?..

Весь следующий день Жуковский не расстается с каретой. Он снова у Загряжской. Потом видится с Геккереном. Едет к Пушкину, потом снова к голландскому посланнику…

С утра 9 ноября Василий Андреевич снова у Геккерена. Он надеется, что у барона появился какой-нибудь спасательный путь, но тот только руками разводит.

– Что вы по этому поводу думаете, барон, если мне стать официальным посредником для улаживания этого дела?..

– Я уже говорил вам, милейший Василий Андреевич, что честь и жизнь моя и моего сына в ваших руках.

После этого они сели за стол, чтобы составить план дальнейших действий, и начали они составлением письма от имени Геккерена Жуковскому, как официальному посреднику.

«Милостивый государь! – писал старый барон. – Навестив мадемуазель Загряжскую по ее приглашению, я узнал от нее самой, что она посвящена в то дело, о котором вам сегодня пишу. Она же передала мне, что подробности вам одинаково хорошо известны; поэтому я могу полагать, что не совершаю нескромности, обращаясь к вам в этот момент…»

Далее подробно историю вызова. Не успели они закончить работу над письмом, как в кабинете появился Дантес. Он поприветствовал Жуковского и сел рядом с отцом.

– Василий Андреевич, это дело касается непосредственно моего сына, поэтому, я думаю, будет правильным, если мы ознакомим его с нашим текстом, – сказал барон, передавая письмо Дантесу.

Прочитав письмо, Дантес его вернул, не помолвив ни единого слова.

– Мы продолжим, Жорж?

В ответ Дантес только кивнул головой. Геккерен продолжил писать, повторяя вслух каждое написанное слово.

– «Мой сын принял вызов, – писал старый Геккерен, – принятие вызова было его первой обязанностью, но, по меньшей мере, надо объяснить ему, ему самому, по каким мотивам его вызвали…»

– Мы подошли к заключительной и очень важной части письма, ваше превосходительство, и я жду вашего совета.