Карлос Кастанеда, книги 1-3

Дон Хуан сделал очень комичный жест, изображающий человека, бегущего для спасения жизни и придерживающего свою шляпу.

Я сказал ему, что мне не нравится, что меня ожидают только самки горных львов или конвульсии, если я стану искать волю.

— Мой бенефактор был магом большой силы, — продолжал он. — Он был воин до мозга костей. Его воля действительно была его самым чудесным достижением. Но человек может пойти еще дальше этого — человек может научиться видеть. После того, как он научится видеть, он больше не должен жить как воин или быть магом. Научившись видеть, человек становится всем, становясь ничем. Он, так сказать, исчезает и тем не менее остается здесь. Я бы сказал, что это то время, когда человек может быть всем или получить все, что он пожелает. Но он ничего не желает, и вместо того, чтобы играть с окружающими его людьми, как игрушками, он встречает их в самой гуще их глупости. Единственная разница между ними состоит в том, что человек, который видит, контролирует свою глупость, в то время как окружающие его люди этого не могут. Человек, который видит, не имеет больше активного интереса к окружающим его людям. Виденье уже отделило его абсолютно от всего, что он знал прежде.

— Одна лишь мысль о том, чтобы отрешиться от всего, что я знаю, вгоняет в дрожь, — сказал я.

— Ты, наверно, шутишь! Вещь, которая должна вгонять тебя в дрожь, — это не иметь впереди ничего, кроме перспективы всю жизнь делать то же самое, что ты всегда делал. Подумай о человеке, который из года в год сажает хлеб, до тех пор пока не становится слишком старым и усталым, чтобы подняться, и поэтому валяется, как старая собака. Его мысли и чувства — лучшее в нем — ползут бесцельно к единственному, что он когда-либо делал: сажать хлеб. Для меня это самая пугающая неудача, которая только может быть. Мы люди, и наш жребий — учиться и проникать в непостижимые новые миры.

— Действительно, есть какие-то новые миры для нас? — спросил я наполовину жестом.

— Мы не исчерпали ничего, дурак, — сказал он повелительным жестом. — Виденье — для безупречных людей. Настрой свой дух теперь же, стань воином, научись видеть; и тогда ты узнаешь, что новым мирам для нашего восприятия нет конца.

11

Дон Хуан не отправил меня домой после того, как я выполнил его поручения, как он делал последнее время. Он сказал, что я могу остаться, а на следующий день, 28 июня 1969 года, как раз перед полуднем, сообщил, что я буду курить снова.

— Я должен буду снова видеть стража?

— Нет, с этим все. Это нечто другое.

Дон Хуан спокойно наполнил свою трубку курительной смесью, зажег ее и вручил мне. Я не испытывал опасений. Приятная сонливость сразу же охватила меня. Когда я докурил полную чашечку смеси, дон Хуан взял трубку и помог мне встать. Мы сидели лицом друг к другу на двух соломенных циновках, которые он положил в центре комнаты. Он сказал, что мы направляемся на короткую прогулку, и убеждал меня идти, слегка подталкивая. Я шагнул, и мои ноги подогнулись. Я не почувствовал никакой боли, когда мои колени ударились в пол. Дон Хуан взял меня за руку и снова помог мне встать на ноги.

— Ты должен идти, — сказал он, — тем же способом, каким вставал в прошлый раз. Ты должен использовать свою волю.

Я, казалось, прилип к земле. Попытавшись шагнуть правой ногой, я чуть не потерял равновесие. Дон Хуан поддержал мою правую руку возле подмышки и слегка толкнул меня вперед, но ноги не держали меня, и я бы упал лицом вниз, если бы дон Хуан не схватил меня за руку и не удержал от падения. Он держал меня под правую руку и наклонял к себе. Я ничего не чувствовал, но был уверен, что моя голова лежит на его плече — я видел комнату в наклонной перспективе. Он протащил меня в этом положении вокруг веранды. Мы обошли ее дважды с большим трудом; наконец, я полагаю, мой вес стал таким большим, что он был вынужден опустить меня на землю. Я знал, что он не мог сдвинуть меня. Это было так, как если бы часть меня намеренно хотела стать тяжелой, как свинец. Дон Хуан не делал никаких усилий, чтобы поднять меня. Я попытался улыбнуться ему, и он засмеялся; затем он наклонился и похлопал меня по животу. У меня возникло необычное ощущение. Оно не было болезненным, или приятным, или чем-нибудь, о чем я мог подумать. Это было скорее толчком. Дон Хуан немедленно начал переворачивать меня. Я ничего не чувствовал; я заключил, что он переворачивает меня, потому, что вид веранды смещался в соответствии с круговым движением. Когда дон Хуан привел меня в положение, в которое хотел, он отступил назад.

— Встань! — сказал он мне повелительно. — Встань, как ты делал это в прошлый раз. Не занимайся пустяками. Ты знаешь, как вставать. Теперь встань!

Я настойчиво пытался вспомнить действия, которые выполнял в таких случаях, но не мог ясно думать — словно у моих мыслей была собственная воля, как я ни старался взять их под контроль. Наконец мне пришло в голову, что если я скажу «вверх», как делал раньше, то непременно встану. Я сказал «вверх» громко и отчетливо, но ничего не случилось.