Я ощутил внезапный толчок; светящийся предмет стал размытым, как будто что-то трясло его, и затем потерял свое свечение и стал плотным и твердым. Потом я увидел знакомое темное лицо дона Хуана. Он спокойно улыбался. Вид его «настоящего» лица сохранялся мгновение, а затем оно снова приобрело свечение, блеск и переливчатость. Это был не свет, каким я привык ощущать свет, и даже не сияние; скорее это было движение, неправдоподобно быстрое мерцание чего-то. Светящийся предмет снова начал подскакивать вверх и вниз, и это разрушало его волнообразную целостность. Свечение уменьшалось как бы толчками до тех пор, пока он снова не стал «плотным» лицом дона Хуана, таким, каким я видел его в обычной жизни. В этот момент я смутно понял, что дон Хуан трясет меня, даже говорит мне что-то. Я не понимал, что он говорит, но, поскольку он продолжал трясти меня, я, наконец, услышал.
— Не смотри на меня. Не смотри на меня, — говорил он. — Отведи взгляд. Убери свой взгляд. Переведи свои глаза.
Сотрясение моего тела заставило меня отвести взгляд; очевидно, когда я не всматривался в лицо дона Хуана, то не видел светящегося предмета. Когда я отвел глаза от его лица и смотрел на него, так сказать, краешком глаза, то мог ощущать его плотность; то есть я мог ощущать трехмерного человека; практически не глядя на него, я мог воспринимать все его тело, но когда я фокусировал взгляд, лицо сразу становилось светящимся объектом.
— Не смотри на меня вообще, — сказал дон Хуан серьезно.
Я отвел глаза и уставился в землю.
— Не фиксируй свой взгляд ни на чем, — повелительно сказал дон Хуан и шагнул в сторону, чтобы помочь мне идти.
Я не чувствовал шагов и не понимал, как мне удается идти, однако с помощью дона Хуана, державшего меня за плечо, мы прошли весь путь к задней стороне его дома. Мы остановились у оросительной канавы.
— Теперь вглядись в воду, — велел мне дон Хуан.
Я посмотрел на воду, но не мог вглядеться в нее. Почему-то ее движение отвлекало. Дон Хуан шутливо убеждал меня упражнять мою «способность пристального созерцания», но я не мог сосредоточиться. Я снова уставился на лицо дона Хуана, но свечение больше не появлялось.
Я начал испытывать необычайный зуд во всем теле, будто все оно затекло; мускулы моих ног начали подергиваться. Дон Хуан столкнул меня в воду, и я упал на дно. Он, по-видимому, держал мою правую руку, когда толкнул меня, и когда я ударился о мелкое дно, он вытянул меня обратно.
Мне потребовалось долгое время, чтобы восстановить контроль над собой. Когда мы вернулись через несколько часов к дому, я попросил его объяснить мои переживания. Переодеваясь в сухое, я возбужденно описал ему то, что я воспринимал, но он отбросил весь мой отчет, сказав, что в этом не было ничего важного.
— Большое дело! — сказал он насмешливо. — Ты видел свечение. С ума сойти.
Я хотел объяснений, но он встал и сказал, что должен уйти. Было почти пять часов пополудни.
На следующий день я опять стал настаивать на обсуждении моего необычного переживания.
— Это было виденье, дон Хуан? — спросил я.
Он был спокоен и таинственно улыбался, в то время как я продолжал требовать ответа.
— Можно сказать, что виденье до некоторой степени походит на это, — сказал он наконец. — Ты глядел на мое лицо и увидел его сияющим, но это было все же мое лицо. Просто дымок заставляет каждого смотреть таким образом. Это пустяки.
— Но каким способом отличить виденье?
— Когда видишь, то в мире больше нет привычных черт. Все является новым. Все никогда не случалось прежде. Мир становится неописуемым!
— Почему ты говоришь — неописуемым, дон Хуан? Что делает его неописуемым?
— Нет больше ничего знакомого. Все, на что ты глядишь, становится ничем! Вчера ты не видел. Ты пристально смотрел на мое лицо, и, так как я нравлюсь тебе, ты заметил мое свечение. Я был не чудовищем, вроде стража, а красивым и интересным. Но ты не видел меня. Я не превратился в ничто перед тобой. Однако ты добился успеха. Ты сделал первый настоящий шаг к виденью. Единственным недостатком было то, что ты сосредоточился на мне, а в этом случае я для тебя ничем не лучше стража. Ты не выдержал в обоих случаях и не видел.
— Вещи исчезают? Как они становятся ничем?
— Вещи не исчезают. Они не пропадают, если это то, что ты имеешь в виду; они просто становятся ничем и тем не менее остаются здесь.
— Как это может быть, дон Хуан?
— У тебя чертовское пристрастие к разговорам! — воскликнул дон Хуан с серьезным лицом. — Я думаю, что мы неправильно определили твое обещание. Может, в действительности ты обещал никогда не прекращать болтовни?
Тон дона Хуана был строгим. Выражение лица было озабоченным. Я хотел засмеяться, но не посмел. Я думал, что дон Хуан серьезен, но это было не так. Он захохотал. Я сказал ему, что если я не говорю, то становлюсь очень нервным.
— Тогда пойдем гулять, — сказал он.