Таша любит смотреть, как Алексас занимается на корде, пусть даже во время занятий лицо его часто кривит яростная гримаса, с губ срывается досадливое рычание, а смычок клинком разрубает воздух. Фальшивые ноты проскакивали в новых пьесах с частотой блох на бродячем псе. Особо трудные места отрабатывались десятками повторов, приедаясь назойливым мотивом. Но Таша всё равно время от времени приходит, чтобы тихо сесть и слушать в уголке.
Впрочем, она не решается надоедать своему рыцарю слишком часто. Зато часто просит в конце занятий спуститься к ней в комнату и сыграть им с Лив что-нибудь. И теперь она смотрит, как творят чудо руки, на эти моменты обратившиеся руками волшебника; как светится вдохновенной печалью его лицо, как дрожат ресницы на его полуприкрытых веках; слушает, как поёт корда, увлекая туда, где забыты слёзы и горести, где всегда солнечно, где нет смерти, где вечна любовь…
Последние трели тают под мальчишескими пальцами. Канифоль со смычка осыпается, точно пыльца с крыльев бабочки.
Опустив корду, Алексас открывает глаза, и Таша с Лив, не сговариваясь, аплодируют.
– Ты лучший музыкант на свете! – пылко говорит Лив, пока Алексас кланяется и бережно укладывает корду в футляр. – Тебе надо во дворцах выступать!
Тот, посмеиваясь, опускается на край Ташиной кровати:
– Тебе просто не с кем сравнивать, юная лэн.
– Что это было?
– Шоссори, «Поэма». Вообще, сольно её не исполняют, но за неимением клавикорда…
– И так здорово получилось, – хрипло уверяет Таша.
– Ваша похвала, моя королева, – лучшая награда. Как ты?
– Пре… кха… прекрас… кха-кха-кха…
Алексас держит её за плечи, пока Таша сгибается в судорожном кашле. Музыка помогла на время забыть о болезни и боли, но те никуда не ушли: виски ноют, глаза горят, горло будто дерут изнутри кошачьи когти. Хорошо она Праздник Жатвы отмечает, ничего не скажешь… Хотя и другие немногим лучше: ливень за окном бесцеремонно барабанит по стёклам, праздничные огни среди поля расплываются в мокрой вечерней мгле. Ладно хоть жители Фар-Лойла загодя потрудились натянуть шатры – тучи последние два дня зловеще ползали туда-сюда, предвещая непогоду, но разражаться дождём не спешили, оттягивая удовольствие и нагнетая обстановку.
Зато теперь – разразились.
– Это всё потому, что вы купались, – заявляет сидящая на подоконнике Лив, когда Таша выпрямляется в постели. – Сами купались, а меня не взяли.