Я плохо помню тот разговор. Я не хотел слушать. Она говорила что-то о том, почему так вышло с моими близкими, а мне не нужны были оправдания. Отчётливо помню я лишь момент, когда Кристаль спросила, хочу ли я пойти с ней. Я переспросил, решив, что мне послышалось, а она повторила: я – тот, кого она хочет забрать с собой. Я единственный, кто ей подходит, ибо многие чувствовали то же, что и я, но никто не высказал этого. Остальные боялись её, остальные готовы были на всё, лишь бы угодить ей… и никогда не рискнули бы навлечь на себя даже гнев настоятеля, не то что её гнев. А я уеду туда, где Кристаль селит таких же детей, как я: искренних, смелых, чистых душой. Думающих своей головой. Не верящих слепо ни во что и ни в кого, даже в неё и в Богиню.
Я согласился, не раздумывая. Отчасти потому, что иначе на следующий день меня всё же ждала бы порка от настоятеля. Об этом я тоже честно сказал Кристаль, и она улыбнулась и ответила, что там, куда мы поедем, никто и никогда не будет меня пороть. Это окончательно меня убедило, и тем же вечером мы уехали. Кристаль не почтила своим присутствием пир, который настоятель так тщательно для неё готовил.
Когда мы прибыли в монастырь Первейших Сестёр…
– А я знаю этот монастырь! Мама нам с Ташей про него читала, помнишь, Таш?
– Помню, только не перебивай, ладно?
– Хочу и перебива-ах… ю!