Читаем Карпо Соленик: «Решительно комический талант» полностью

С большим подъемом играл также Соленик роль старого актера Лисичкина из «Дочери русского актера» П.И. Григорьева – довольно посредственного водевиля, не идущего ни в какое сравнение с «Львом Гурычем Синичкиным», но поднятого искусной игрой ряда блестящих артистов – Мартынова, Соленика и других.

Разумеется, не только интересом Соленика к образу актера отмечено исполнение им ролей Льва Гурыча Синичкина и Лисичкина. В этих ролях, так же как в роли Зятюшки, отчасти Фрица Штольце и других, проявлялись общие закономерности развития русского искусства. Усиливалась его демократическая и гуманистическая направленность. Возрастало внимание художника к жизни «маленького человека», его заботам и горестям.

С этим, в частности, и связано расширение сферы комического. Создатель ряда превосходных сатирических типов, Соленик, как и Щепкин, умел показать, что комическое начало всепроникающе, что оно необходимо и при передаче драматизма действительности, что оно видоизменяется, приобретает множество оттенков и форм выражения.

Рецензент Н.И.М., прибегая еще к старому понятию «амплуа», даже считал, что вершина творчества Соленика – не сатирические роли. Соленик «занимает амплуа благородных дядюшек в комедиях и водевилях, и всегда с равным достоинством, – писал он. – Игра его благородна, смела и проста, что лучше всего»[107]. Вспомним также утверждение Белинского, что как ни «удивителен» Щепкин в сатирических ролях, его «настоящее амплуа» – «это роли по преимуществу мещанские, роли простых людей, но которые требуют не одного комического, но и глубокого патетического элемента в таланте артиста»[108]

. Шедевром искусства Щепкина современники считали исполнение им роли простого матроса в водевиле «Матрос» (это была одна из любимых ролей и Соленика, глубоко волновавшая его; Рымов говорит, что актер плакал при чтении пьесы. Однако сведений о трактовке Солеником роли Матроса у нас нет).

Сочетание естественности и простоты с глубоким, всепроникающим лиризмом придавало особое обаяние игре Соленика.

5

Талант Соленика дышал этим лиризмом, этой поэзией повседневности. Именно поэзией, потому что не только в роли пылкого юноши, отдающегося вихрю жизни, или в роли бедного провинциального актера – но и в чисто сатирических ролях, в «раздробленных и меркантильных», как говорил Гоголь, характерах, явственно звучал глубокий внутренний лиризм большого художника. И когда рецензенты подчас упрекали Соленика в некотором однообразии игры, они понимали, что этот недостаток тоже является продолжением достоинства – «субъективности» таланта, его верности самому себе. Это была «определенность» большого художника, который всегда остается самим собой, к каким бы разным сторонам действительности он ни обращался.

В конце лета 1847 года на харьковской сцене вместе с Солеником выступал знаменитый петербургский актер В.В. Самойлов, и местные театралы невольно сравнивали их игру.

Самойлов поражал зрителей искусством мгновенного перевоплощения – недаром он так любил выступать в «водевилях с переодеванием», – безграничным внешним разнообразием, невиданным еще вниманием к «ансамблю мелочей» – к гриму, костюму, позе, жестам. Талантливый карикатурист и рисовальщик, Самойлов с одного взгляда схватывал внешний абрис характера и, как никто, умел воплотить его на сцене. В этом он намного превосходил Соленика. Но в передаче внутренней сущности образа, в глубине его трактовки, в лиризме исполнения, доходящем подчас до высоких патетических нот, харьковский артист был решительно выше Самойлова.

Позднее, как бы подводя итог впечатлениям от игры обоих артистов, Рымов писал в своих воспоминаниях: в игре Соленика «недовольно было разнообразия. Он не умел (или, быть может не хотел) в иных ролях изменять свою внешность до того, чтобы быть неузнанным зрителями. Или, лучше сказать, в нем недоставало мелкого, кропотливого изучения характерных ролей, исключительных касательно произношения, приемов и вообще внешности (исключая роли малороссиян). Представляя какого-нибудь армянина, грека или итальянца, ломающих русский язык, он уступал другим артистам, например петербургскому Самойлову, редкому мастеру этого дела. – Но в ролях тех людей, между которыми вращаемся мы с вами, читатель, – положим, вы дышите благоуханною атмосферою аристократических гостиных, а мы – обыкновенным воздухом самого скромного уголка, или, если взять что-нибудь среднее между этим, – Соленик был истинен в высшей степени. Простота, непринужденность, естественность, благородная веселость, совершенно чуждая малейших фарсов, полное увлечение ролью, особенно какой-то молодой жар… – все это, подобно алмазам, блистало в его игре».

С особой силой проявлялись эти черты таланта Соленика в его украинских образах.

Глава V. Украинские образы

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное