Картахена

— Ну разумеется, уважаемого! Разве можно сравнить его с сыном крестьянина, который изредка халтурит на маслодавильне. Такого и убить не грех, а вот времени на расследование уже не найдется. Никто ведь не платит за такую работу, верно?

— На вашем месте, синьорина Понте, — он заговорил таким высоким голосом, что я вздрогнула, — я был бы благодарен полицейскому управлению. За то, что сведения о настоящей улике, найденной возле тела вашего брата, не были предъявлены широкой публике. Мы могли бы обвинить его в убийстве, но не сделали этого.

— В убийстве?

— Вот именно. Рядом с телом вашего брата была обнаружена вещь, принадлежавшая раньше покойному Аверичи. Именно этой вещи вдова недосчиталась, когда получила из полиции одежду мужа. Что говорит о том, что сын крестьянина занимался не только оливковым маслом.

— Это говорит о том, что вещь ему подкинули!

— Черта с два, студентка. Подкидываешь у нас только ты. Мы сразу взяли отпечатки твоего брата, благо пальцы так хорошо сохранились во льду. Все совпадает.

— Вы макали его мертвые пальцы в чернила?

— Все сделано по закону. Пока в деревне не знают подробностей, но узнают, как только закончится следствие. И ты станешь сестрой убийцы или в лучшем случае — мародера.

— Да мне плевать. Подозревать Бри в убийстве может только безумец.

— А я вот подозреваю. — Он достал из ящика стола расческу и принялся зачесывать со лба свои кудри, поглядывая в оконное стекло. — Выпил на танцах, раздухарился, напал на хозяина в парке, убил и ограбил. И не надо делать такое лицо. Надежная версия, с прочным мотивом и вещественными доказательствами.

Он почистил расческу пальцами, потом открыл сейф, достал зеленый бумажник и швырнул мне через стол.

— По мне, так лучше убить, чем обшарить карманы мертвеца. Отпечатки уже сняли, можешь понюхать и потрогать.

Я долго вертела бумажник в руках, стараясь выровнять дыхание и набраться сил для продолжения разговора. Дорогая кожа с пупырышками, потертые уголки. Монограмма, вытисненная золотом, похожа на букву А, вокруг нее переплетаются кольца.

Я открыла бумажник, увидела в одном из отделений водительские права Аверичи и поняла, что впервые вижу его лицо. Крестьянское лицо с бугристым лбом. Короткий убедительный ежик, на военный манер. Странно думать, что это лицо было размыто, словно глиняная маска, а в глазах стояла дождевая вода.

Комиссара позвали в дежурку, и я ушла из участка, понимая, что Ли Сопру не собираются допрашивать, хоть кол на голове теши. Похоже, принеси я туда видеопленку с записью убийства, где лицо капитана в брызгах крови будет показано крупным планом, меня все равно обвинят в попытке оклеветать респектабельного члена Comune di Traiano.

Что же, мне так и смотреть из окна, как он гуляет по двору в своей красной куртке, думала я, сидя на окне в процедурной. Сестра мародера, сказал комиссар, и во мне как будто косточка хрустнула. Я все это время знала, что так оно и есть. Но стыд, оставаясь тайным, не выедает глаза. Скоро все узнают, и на нас с мамой будут смотреть, как смотрели на жену кузнеца Агостину, когда кто-то обвинил ее в заговорах на выкидыш и в том, что она якобы жарила змей.

Вот тебе и честное благородное слово. Представляю, как Бри шел домой в темноте, напрямик, через оливковые посадки, ежась от холода в своем легком пальто, сжимая чужой бумажник в кармане. Фонари на этой тропе горят всю ночь, но расстояние между ними шагов в двадцать, время от времени ты идешь в полной темноте, освещаемый только луной. Была ли луна полной в ту ночь?

Бри не стал второпях потрошить бумажник и выбрасывать его в кусты, как сделал бы любой сообразительный вор. Он принес его домой как законную добычу. Мой брат обокрал мертвеца.

* * *

Люблю «Бриатико» в такие часы: он весь залит ленивым яблочным светом, на втором этаже закрытые ставни нарезают свет серпантином, а на первом он беспрепятственно проникает повсюду, быстро согревая пробковый пол. Я прихлебывала кофе и думала о том, что мое горе понемногу отступает, сворачивается стружкой, сходит, будто кора с эвкалипта. А я думала, что отчаяние будет выходить, будто сломанный корень зуба из десны — в брызгах крови, со скрежетом и криками. Выходит, я мало любила своего брата?

Жаль, что Бри не успел рассказать мне подробностей. Тот телефонный разговор был слишком коротким, у меня было незнакомое ощущение, что брат не хочет со мной разговаривать. Что я ему досаждаю. Он сказал, что нашел настоящее сокровище, но не сказал, что оно принадлежало Аверичи. Границы между «найти» и «украсть» у него всегда были немного размыты.

За второй чашкой я не пошла: мне хотелось сидеть неподвижно, подставив лицо солнцу, и слушать, как в хамаме шлепает тряпкой уборщица. Я знала, что капитан виновен, и змеиная отметина тоже это знала. Все мои улики были косвенными, чтобы это понимать, не нужно даже учиться на факультете истории и права. Только дело здесь не в уликах, и даже не в мотиве. Дело в том, что Агостина, жена кузнеца, называет presentimento mistico.